Иногда ей становилось любопытно: какой бы она родилась, реши родители зачать ее естественным путем или сделать скрининг на наличие заболеваний, как поступает большинство людей с верхних этажей? Унаследовала бы она худые плечи мамы или крупные зубы отца? Но это уже не имело значения. Пирсон и Элизабет Фуллеры выложили кругленькую сумму именно за такую дочь – с медовыми волосами, длинными ногами и темно-синими глазами, с интеллектом отца и остроумием матери. Атлас вечно подшучивал, что упрямство – единственный ее недостаток.

К сожалению, не единственный.

Эйвери встряхнула волосами, потом убрала их в небрежный пучок и решительно вышла из комнаты. На кухне распахнула дверь в кладовую и потянулась к потайному замку механической панели. Ее она обнаружила много лет назад, когда они с Атласом играли в прятки. Эйвери даже сомневалась, что родители о ней знают: похоже, они здесь никогда не бывали.

Эйвери надавила на металлическую панель, и в узком пространстве кладовой разложилась лестница. Подобрав юбки шелкового платья цвета слоновой кости, девушка втиснулась в комнатушку и начала подъем, по привычке считая ступеньки на итальянском: uno, due, tre. Посетил ли Атлас в этом году Италию и ездил ли он вообще в Европу?

Балансируя на верхней перекладине, Эйвери толкнула крышку люка и с нетерпением вырвалась в темноту. Ее мгновенно окружили хлесткие ветра.

Помимо оглушительного рева, Эйвери слышала грохот разнообразных механизмов на крыше вокруг, спрятанных в ящики для защиты от атмосферного воздействия или под фотоэлектрические панели. Металлические плиты платформы холодили ее босые ступни. Из каждого угла аркой тянулись стальные мачты, соединяясь над головой и образуя прославленный шпиль Башни.

Ночь была безоблачной, влага не оседала на ресницах и не собиралась в капельки на коже. На фоне невероятно черного полотна подобно битому стеклу сверкали звезды. Узнай кто-нибудь, что Эйвери бывает здесь, наверху, ее бы заперли в комнате на весь остаток жизни. Доступ наружу с этажей выше сто пятидесятого был закрыт: прочные оконные рамы с оргстеклом защищали все террасы над этим уровнем от сильных ветров.

Эйвери задумалась: ступал ли сюда кто-то, кроме нее? Вдоль одной стороны крыши тянулись поручни безопасности – наверное, на случай, если поднимутся ремонтники, но, насколько Эйвери знала, никто и никогда сюда не приходил.

Атласу она о крыше не рассказывала. Это был один из двух секретов, которые она хранила даже от него. Стоило ему узнать, и Эйвери бы точно сюда не вернулась, а эта мысль ее страшила. Ей нравилось на крыше – нравилось, как ветер бьет по лицу и спутывает волосы, вызывает слезы на глазах и воет так громко, что заглушает все безумные мысли.

Эйвери подошла ближе к краю, наслаждаясь головокружительным ощущением, от которого сжимался желудок. Взглянула на город: монорельсовые дороги извивались в воздухе, словно светящиеся змеи. Горизонт казался невероятно далеким. Ей открывался вид от Нью-Джерси на западе и улиц Новостроек на юге до Бруклина на востоке, а далее простиралась сияющая оловянная поверхность Атлантического океана.

Эйвери стояла над величайшим строением на земле, целым особым миром. Подумать только! В эту самую секунду под ее босыми ногами находились миллионы людей: ели, спали, мечтали, обнимались. Эйвери заморгала, ощутив острый приступ одиночества. Все были для нее чужими, даже те, кого она знала. Но ей нет до них дела, как и до себя, и вообще ни до чего!

Эйвери облокотилась о поручень и задрожала. Одно неверное движение – и она полетит вниз. Уже не в первый раз девушка задумалась, каково это – пролететь две с половиной мили. Наверное, стоит достигнуть равновесной скорости, как наступит невероятная безмятежность, ощущение легкости. А умрет она от остановки сердца задолго до того, как коснется земли. Закрыв глаза, Эйвери подалась вперед и поджала пальцы с покрытыми серебряным лаком ногтями. Она стояла на самом краю пропасти.

В этот момент ее веки засветились – значит на линзы пришел новый импульс.

При виде этого имени ее охватило чувство вины вкупе с радостью. Все лето она избегала подобных чувств, стараясь отвлечься на зарубежную образовательную программу во Флоренции, а в последнее время – на Зэя. Но теперь Эйвери мгновенно развернулась и заторопилась вниз по лестнице.

– Привет! – сказала она, вернувшись в кладовую и переводя дух. Говорила Эйвери шепотом, хотя кругом никого не было. – Как давно ты не звонил. Где ты?

– На новом месте. Тебе бы здесь понравилось. – Его голос, звучавший у нее в ухе, казался прежним – как всегда теплым и густым. – Как дела, Эйвс?

Вот она, причина, гнавшая Эйвери наверх, к штормовому ветру, способному развеять навязчивые мысли. А еще запрятать подальше ее истинную сущность, непоправимо испорченную генетическим моделированием.

По другую сторону импульс-вызова был Атлас, ее брат. Тот, из-за которого ей никого не хотелось целовать.

Коптер пересек пролив Ист-Ривер и теперь летел над Манхэттеном. Леда Коул подалась вперед, прижимаясь лицом к гибкому стеклу.