— Прости, принц Мехмед, — пробормотал Андреас, сильно озадаченный.

— Спину не трогай, — резко, в крайнем раздражении проговорил ученик.

— Хорошо, не буду, — согласился грек, пытаясь понять, в чём дело.

Тон у ученика сделался такой, как в самый первый день, когда в мальчика будто «шайтан вселился». Но почему? Учитель никак не мог взять в толк.

— Ещё раз прошу прощения, принц Мехмед, — проговорил молодой грек. — Я не думал, что это будет… неприятно.

Мехмед сидел и смотрел куда-то в книгу между строк, но, услышав повторное извинение, вдруг повернулся, и Андреас увидел, что большие серые глаза пылают гневом, а всё лицо ученика как будто перекосилось.

— Ты насмехаешься!? — крикнул принц. — Не думал!? А о чём ты думал!? Или ты просто забыл!? Тебе плевать, что со мной происходит на первом уроке!?

— Ещё раз прости, принц Мехмед, но я не понимаю, — Андреас говорил совершенно искренне, поэтому четырнадцатилетний мальчик, вглядевшись в собеседника и не увидев даже намёка на притворство, злобно рассмеялся:

— Выходит, ты не знал? И не догадывался? А ещё меня называют идиотом! Я бы на твоём месте уже сто раз догадался.

— О чём?

— Ты ещё спрашиваешь!? — наследник престола вскочил и продолжал уже с высоты своего роста выкрикивать слова в лицо учителя, от растерянности позабывшего встать. — Ты каждый раз ждёшь у дверей, когда окончится мой урок с муллой! Значит, ты уже сто раз видел эту проклятую палку, которую носит прислужник муллы! И ты ни разу не задумался, для чего она!?

— Палка? — Андреас, наконец-то, начал понимать. — Я думал, это указка.

Мехмед опять злобно захохотал:

— Указка!? Ну, конечно! Указка! И этой указкой мулла имеет право лупить меня по спине каждый день кроме пятницы, потому что в пятницу уроков нет. Ты не знал!? Да весь дворец знает! Все кроме тебя знают! А сегодня ты мне тоже решил добавить как поощрение!? Ах, благодарю, добрый учитель! Благодарю, что хоть ладонью ударил, а не указкой.

— Тебя бьют? — молодому греку просто не верилось. — Я никогда не думал, что на принца можно поднять руку.

— Я тоже не думал, что такое возможно, — это Мехмед произнёс уже тихо, потому что устал кричать. — Я не думал, что такое возможно, пока мой отец не разрешил мулле наказывать меня.

В голосе принца появилась горечь — такая, как если бы прозвучало: «За что отец поступил со мной так? За что? Отец должен защищать сына, но мой отец поступил наоборот».

Размышляя об этом, Андреас не сразу спохватился и сообразил, что лучше подняться на ноги, а теперь с высоты своего роста взирал на тюрбан понурившегося ученика:

— Давно это продолжается? — по-прежнему с изумлением в голосе спросил грек.

— Давно, — буркнул принц.

— Насколько давно?

— С тех пор, как мне исполнилось одиннадцать.

Мехмед, поднял голову и посмотрел в лицо учителю, но, вопреки ожиданию Андреаса, большие серые глаза, опушённые рыжеватыми ресницами, оказались совершенно сухими. Ни одной слезы!

— Когда я был правителем вместо отца, это прекратилось, — с нарочитым безразличием продолжал объяснять принц, — а сейчас опять началось.

— И сколько ударов палкой тебе случается получить за одно наказание? — мягко выспрашивал Андреас.

— Обычно — три, — сказал принц. — Таков обычай. Но иногда мулла ради моего вразумления нарушает обычай и бьёт шесть раз.

— И часто?

— Однажды это продолжалось три недели подряд, но обычно я учусь лучше. Вернее, всё равно плохо, но не настолько плохо, чтобы меня бить.

— Но почему мулла полагает, что тебя надо бить?

— Я же упрямый, как осёл, — усмехнулся Мехмед. — Никак не желаю усваивать божественную мудрость. Плохо выучиваю суры из Корана. Делаю слишком много ошибок, когда рассказываю суры наизусть. К тому же у меня в голове ничего не держится. Я выучиваю, а на следующий день могу и забыть то, что выучил накануне.

— У тебя в голове ничего не держится? — не понимал Андреас. — Тогда почему же ты так хорошо запоминаешь греческие стихи?

— Греческие стихи — другое, — вздохнул Мехмед. — Их я хочу запомнить, а суры не хочу.

— Но ведь тебе нужно учить Коран, — вкрадчиво сказал учитель. — Разве нет?

— Что мне нужно, я сам решу, — отрезал принц и опять сел на ковёр, скрестив руки на груди.

Андреас опустился рядом и произнёс всё так же вкрадчиво:

— Безусловно, тебе самому видней, но всё же скажи мне, отчего ты не хочешь учить Коран.