Пусть Андреас никогда не хотел заводить собственную семью, но теперь чувствовал себя так, будто и впрямь лишён чего-то важного. От этого никак не получалось отмахнуться. «Мой мальчик женится», — думал Андреас, но теперь уже не с нежностью, а с досадой. «Я сам подтолкнул своего ученика к этому. Я сам, — убеждал себя грек. — Всеми своими разговорами о том, что телесная близость между учителем и учеником не обязательна, я заставил своего ученика прийти к решению, что нужна ещё и женщина».

Принц, конечно, был прав — даже Сократ считал для себя необходимым жениться, но теперь Андреас вдруг задумался: «А прав ли был этот великий учитель?» Пришлось напомнить самому себе всю длинную цепь рассуждений, которую выстраивал Сократ, когда говорил, что физическое проявление любви возможно лишь иногда, ведь если делать так постоянно, для ученика уже нет причины выражать свою любовь к учителю другими способами, нет причины учиться, проявлять таланты.

Физическая близость — самый простой путь проявления любви, и пока любовь длится, этот путь может показаться правильным. Однако рано или поздно любовь проходит. Иногда проходит через год. Иногда — через десять лет, но проходит. И ученик, который недавно любил, ощущает пустоту в сердце, которую нечем заполнить. Он оглядывается на минувшие дни и спрашивает себя: «На что я потратил столько времени? Что мне теперь осталось?» Если ученик проявлял любовь к учителю, преуспевая в науках, то ученику остаются знания, развитые способности. Но если ученик проявлял любовь только через физическую близость, то ему не остаётся ничего. Он подобен гуляке, который сам не замечает, как жизнь проходит мимо.

Так же и учитель, получив такого ученика-кутилу, будет чувствовать сожаление — сожаление о потраченном времени, которое могло быть потрачено на другого ученика, более благодарного. Чувство любви, которое к тебе приходит — великий дар судьбы, но этим даром нужно распорядиться правильно. Чем дольше длится любовь, тем выше цена ошибки, ведь потерянные дни и годы не вернуть.

«Нет, пусть лучше Мехмед женится, — сказал себе Андреас. — Пусть лучше женится».

Андреас, разглядывая принца после недельной разлуки, смотрел с таким живым интересом, что Мехмед смутился и спросил по-гречески:

— Учитель, почему ты так смотришь?

— Хочу понять, изменилось ли в тебе хоть что-нибудь. Повзрослел ли ты?

— Ничего не изменилось, учитель, — ответил Мехмед и улыбнулся. — Это даже странно, но я такой же, как был. И я даже не могу сказать, что узнал нечто новое. Я догадывался, как оно будет. И именно так всё оказалось.

Правду ли говорил ученик? Андреасу хотелось думать, что да, хотелось верить этому мальчику, который сидел напротив и лукаво улыбался:

— Учитель, у меня спина не болит, — произнёс принц по-гречески. — Мулла ни разу не наказывал меня с зимы, когда мы ездили на верблюжьи бои. Помнишь? Спина зажила, поэтому если ты скучал по мне эту неделю, обними меня. Думаю, в этом не будет ничего плохого.

Учитель не выдержал, обнял ученика, что есть силы, стиснул в кулаках ткань его кафтана, и если бы кто-нибудь сейчас заглянул в класс, то сразу понял бы, что это объятие не дружеское. Слишком ясно это отразилось на лице Андреаса, да и на лице принца — наверное, тоже. Когда ты обнимаешь того, кто хочет этих объятий, такое сразу чувствуется.

— Мальчик мой, — произнёс грек и едва удержался, чтобы не поцеловать ученика в плечо или в шею, — я рад твоему счастью, но, несмотря на все твои слова и клятвы, мне тяжело было думать, что я могу тебя потерять.

— Учитель, прости меня, — всё так же по-гречески проговорил Мехмед, тоже обнимая учителя. — Если б я знал, что тебе будет так плохо, я не затеял бы эту свадьбу. Я думал, что ты поймёшь.

— Я понимаю, понимаю, — отвечал Андреас. — Но лишь в эти дни я осознал, как страшно мне потерять тебя.

— Учитель, я люблю тебя по-прежнему.

Эти слова отрезвили Андреаса, он разомкнул объятия и отстранился:

— Я тоже люблю тебя и поэтому не должен подвергать опасности. Прости мне мою слабость.

Было бы совершенно непростительно бросить тень на принца именно сейчас, когда он стал вести себя достойно, и появились успехи в учёбе. Именно сейчас для Мехмеда стало возможным снискать отцовское одобрение. Несмотря на самовольную свадьбу!

Андреас не хотел, чтобы ученик лишился такой возможности, но Мехмед, как оказалось, в эту минуту совсем не вспоминал об отце. Принц вздохнул, и в этом вздохе слышалось лёгкое разочарование:

— Теперь я взрослый, а ничего не изменилось.

Так вот почему он лукаво улыбался! Надеялся, что, женившись, то есть формально перейдя во взрослое состояние, получит от учителя больше, чем получал раньше.

— Ты взрослый лишь отчасти, — ответил Андреас. — Пройдёт ещё много времени прежде, чем ты повзрослеешь полностью.

Принц, конечно, понимал, что учитель прав.

После всех трудностей, которые пришлось преодолеть, Мехмед был счастлив. Это оказалось новое и непривычное чувство, когда в твоём сердце живут сразу две привязанности, и обе имеют в основе физическое влечение. Учитель и Гюльбахар, мужское начало и женское, взрослый человек и почти девочка — такие разные, но по-своему притягательные.