Шрифт:
Девушка молча посмотрела на него, а потом принялась обыскивать. Почти сразу она нашла тайник в сапогах Скаваморто и достала оттуда золотые монеты.
– Три золотых, – удовлетворенно кивнула девица, попробовав добычу на зуб.
Шимон не мог пошевелиться. Его веки затрепетали, голова сильно кружилась. Комната зашаталась, затем стала огромной, она переливалась яркими цветами, то вспыхивала, то угасала, потом сжалась, Шимону мнилось, будто вокруг звучит дивная музыка, а потом вновь воцарилась тишина. Ему сдавило грудь, он не мог дышать. И навалилась усталость, усталость, с которой он не мог бороться.
«Ты не переспишь со мной, верно?» – еще успел подумать он.
Девушка опустила голову ему на грудь и нежно коснулась кожи, взяла его руку и принялась выцеловывать пальцы, ладонь, запястье. Затем она опустила его ладонь себе на грудь, мягкую, теплую, манящую, и Шимон почувствовал, как кончики его пальцев касаются ее набухшего соска.
– Мне очень жаль, – хрипло пробормотала она.
И прежде чем потерять сознание, Шимон увидел кровь. Кровь была повсюду. Кровь зарезанного им юродивого, кровь на полу в церкви, где он убил священника и его служанку, кровь во рту, его собственная кровь, клокотавшая при каждом вздохе.
Как тогда, когда он подумал, что умрет.
Только на этот раз Шимон не боялся.
«Глупец», – успел подумать он.
А потом все вокруг стало темно.
На следующее утро он проснулся перед рассветом, с затекшими ногами, тяжелой головой и мутным взглядом. Сапоги и накидка пропали. Он был прикован к балке в сарае. Рядом сидело пять других пленников. Шимона вырвало.
– Да, похоже, ты вчера перепил, дружок, – рассмеялся один из заключенных.
Остальные подхватили его смех.
– Алессандро… Рубироза, – запнувшись, прочел стражник. – Ты обвиняешься в попытке изнасилования и покушении на убийство девицы, поэтому мы отправим тебя в тюрьму в Толентино. Там твое дело рассмотрит церковный суд. Есть что сказать в свое оправдание? – Он расхохотался. – Посадите их всех в фургон. Мы уезжаем, – сказал он своим людям.
– Вставайте, – прикрикнул на заключенных другой стражник.
Первый стоял рядом с обнаженным мечом, второй тем временем снимал с балки цепи. Пленных повели к фургону.
Выйдя наружу, Шимон сразу увидел девушку. Та заглянула ему в глаза, их взгляды встретились. Девушка подошла к нему вплотную.
– Пообещай мне, что не забудешь меня, – шепнула она.
Барух смерил ее равнодушным взглядом. При свете дня она не казалась такой уж привлекательной. Темные круги под глазами, бледная кожа, морщинки. Даже губы были не такими уж красными, как ему вчера показалось. Ее похотливость куда-то пропала, девушка казалась усталой, сутулилась, в ее взгляде была лишь безнадежность и печаль.
Посмотрев на девушку, Шимон открыл рот, и с его губ сорвалось жутковатое шипение.
Девица испуганно отпрянула.
Один из стражников подтолкнул Баруха вперед, второй ударил его эфесом меча в лицо. Под пошлые шуточки и свист других пленников, к которым его приковали, Шимон шел к фургону. Его трясло от холода и усталости, еще сказывалось действие пьянящей дряни, которую вчера подсыпала ему в вино девчонка. Босые ноги вязли в холодной, как лед, грязи. Во рту чувствовался привкус крови, привкус, ставший для него уже привычным.
«Я никогда тебя не забуду», – подумал Шимон, поворачиваясь к девушке.
Стражники затащили его в фургон и приковали к лавке.
– Надо было убить его, – сказала старику девушка. Она говорила довольно громко, чтобы Шимон мог ее услышать.
– Он тебя так напугал? – рассмеялся старик.
– Он мне отвратителен.
– Убить его слишком опасно, ты же знаешь.
Девушка смотрела на Шимона. Тот не отвел взгляд.
А затем стражники закрыли дверцу фургона.
«Я никогда тебя не забуду», – повторил Шимон.
Фургон поехал прочь. Вскоре пленник, который вчера страдал от боли в животе, съежился на лавке и громко застонал.
– Да сдохни уже, ты достал! – буркнул один из заключенных.
Все, кроме Шимона, расхохотались.
Через полчаса стоны пленника стали громче.
– Ну же, пришла пора дать дуба! – сказал другой заключенный.
– Может, тебе помочь в этом нелегком деле? – Арестант, сидевший рядом с ним, ударил больного в живот.
И снова рассмеялись все, кроме Шимона.