Долгую секунду Ангел колебался на грани замаха оружием для удара, а затем расслабился и шагнул назад.

— Я не знаю, кто ты, — сказал он. Рафен отвернулся и пошёл прочь.

Мерос следовал за ним, а что ещё он мог делать?

Когда-то, во времена, когда он ещё не возвысился и не стал Кровавым Ангелом, когда он ещё был ребёнком, ещё был человеком, Мерос услышал безумного старого провидца, говорившего о тёмных силах и местах за гранью понимания людей. Это случилось так давно, что почти всё забылось. Прошлую жизнь сгладили монументальные перемены, сделавшие Мероса одним из лучших воинов Императора, и остались лишь впечатления.

Но их было достаточно, чтобы сейчас воспоминания вернулись, чтобы апотекарий вспомнил страх в глазах старика. «Варп — море душ, — так он говорил, — В нём всё может возникнуть и сгинуть. Всё изменчиво, кровь и время подобны песку…»

Подобны песку…

Мерос шёл за Рафеном, следовал за ним по подветренной стороне крутой дюны, постоянно жужжащая пыль налетала на аптекария, вырывая из губ и ноздрей ту влагу, которую осталось. Даже мигательные перепонки на глазах слипались от налетевшего песка, заставляя Ангела моргать и тереть лицо. Его рука покраснела от истолчённых останков. Мерос тяжело шагал за другим Кровавым Ангелом, и было слышно лишь гул скрученных мускульных связок их силовых доспехов.

Он добрался до вершины гряды и обнаружил, что Рафен стоит как истукан. Мерос остановился и проследил за взглядом другого воителя, всё выше и выше.

Ангелы стояли у подножия остроконечной горы, шпиля из красного камня, тянущегося к облакам пыли…

Но это не было горой. Никогда не было. Издали глаза могли бы обмануть, клочья формы и образа бы сложились в то, что можно было ожидать.

Но на них опустило взор откровение.

Рафен и Мерос стояли у подножия великой статуи, изваяния, которое было крупнее самого высокого титана: основание погребено в красном песке, а вершина видна в тени багрового солнца.

— Мой повелитель, — выдохнул Рафен, опускаясь на одно колено. То же самое сделал и Мерос, но, в отличие от другого Ангела, не отвернулся.

Апотекарий смотрел наверх. Он видел, как скалистые отроги превращаются в массивную мантию, которая заканчивалась капюшоном и точёными линиями бесконечно благородного лица. Патрицианское, сверкающее великолепие облика Сангвиния смотрело на них как на суде, скрестив руки на груди, а могучие крылья свисали с плеч словно плащ.

— Как это может быть здесь? — прошептал Мерос.

— И где это здесь? — ответил вопросом Ангел. — Боюсь, что я знаю. Это место — смерть.

А потом Мерос увидел блеск золота и поднял руку, чтобы на него показать.

— Кто это?

Рафен поднял глаза и увидел воителя в золотых доспехах. Он стоял на гряде в нижней части массивной статуи-горы, резной линии, изображающей складку мантии примарха. Впервые Рафен ясно его увидел.

Вокруг прекрасно лицевой маски застыл идеальный круг широкого железного ореола. Замысловато выполненный доспех из золота и меди придавал фигуре мускулистый облик, подобный церемониальному облачению великого магистра, но за плечами лорда Данте был двигатель мощного прыжкового ранца, а у этого воина росли крылья из сверкающей белой стали, блестящие ярко-красным в лучах раздутого солнца. Широкие ленты обетных свитков свисали с пояса и развевались на ветру.

— Нет, — Рафен видел всё ясно, но всё же никак не мог поверить. — Ты легенда, — прошептал он. — Иллюзия.

— Кто осмелился претендовать на величие нашего примарха? — в словах аптекария Рафен слышал такое же изумление. — Никто не имеет права носить золото.

— Сангвинор, — вырвалось у Кровавого Ангела. Рафен много раз слышал истории о золотом хранителе, доклады о битвах столь древних, столь далёких, что они казались лишь сказками вроде фольклора кочевых Племён Крови Ваала Секундус. Он слышал об этом, но никогда не верил по-настоящему.

В галактике было много странных зрелищ, много неизвестных истин, и перед их лицом Рафен прожил свою жизнь без доверчивости. Этому его научил покойный Корис. Видеть ясно, оспаривать всё. История о Сангвиноре всегда оставалась для Ангела лишь историей. Сказанием, которое самые старые ветераны рассказывают в перерывах между битвами, легендой, что укрепляет волю. Метафорой чести и отваги.

И всё же теперь он стоял перед Рафеном. В историях говорили о воплощении всего доброго и благородного в душе ордена, бессмертной силе чистоты, что дарует своё благословение воинам, сражающимся в самых безнадёжных битвах. О золотом ангеле возмездия, что сходит с небес в час величайшей нужды. О непреклонном вечном воителе.

Рафен никогда по-настоящему не верил, ведь он сражался на острие копья в войнах, что потрясли столпы истории Кровавых Ангелов, и никогда не видел лица легенды. И встреча с ней сейчас, здесь, вызвала в сержанте порыв внезапной ярости. Он шагнул вперёд и набрал в лёгкие воздуха, чтобы закричать.

— Чего ты хочешь? — возопил Рафен, чей голос разнёсли постоянные ветра, чтобы эхом отразить от горного склона. — Это твой суд? Покажи лицо!!! Я больше не потерплю иллюзий! Откройся! — он вскинул оружие и прицелился. — Или мне пролить твою кровь, чтобы увидеть истину?