Шрифт:
Первым сумел взять урок[18] с древлянского племени Олег, княживший по смерти Рюрика в Киеве. И то, потому лишь, что сами древляне ту дань не посчитали ни бременем для себя, ни уроном своей вольнице.
Олег осадил тогда Искоростень, но хотя был он воеводою славным, а на приступ не пошел. Не даром прозвали его Вещим. Не даром Рюрик его, а не кого иного оставил пестовать молодого Игоря[19].
Богам ведомо взял бы тогда Олег Искоростень иль нет. Но, кабы и взял, то получил бы взамен непокорных ворогов в подбрюшье у Киева, он же решил дело миром. Древляне малой данью лишь оказали уважение юному Рюриковичу, ибо был тот княжичем от племени руси, со священного Руяна[20], откуда ближе всего до самой Прави[21]. Ну, а Олег Вещий заимел верных союзников, о чём не пожалел после, когда с ними вместе ходил на Царьград[22].
Мудрым князем был Олег, но не таков оказался Игорь, даром что первый - нурман, второй же, по крови - русич. Сын Рюриков, как сел в Киеве, первым делом пошёл на соседей, на древлян. Некие тогда же возмутились, но были Игорем биты, остальные стерпели, признавая право руси владеть, хоть и стало полюдье, не в пример Олегову, тяжким. Да, добро бы сам брал, так нет же, посадил на древлянских землях воеводу Свенальда. Нурманский кровопийца, со своей дружиною, все соки из вольного прежде племени выжимал. Долго ли могло так продолжаться?
Старейшины племени уж давно призывали Мала обнажить меч на Киев, но князь всё медлил, и была тому не одна причина.
Во-первых, русь - священное племя, к Прави близкое, Богами любимое. Негоже детям Рода их кровь лить - беду накличешь...
Во-вторых, видел древлянский князь, чего старейшины видеть не хотели - мир уж не тот, что при Пращурах. Много алчных народов вокруг. Алчных, да хватких. Хазары от года в год всё сильнее. Царьград, хоть и одряхлел ныне, сам в походы не ходит, но за каждым степным набегом тень базилевса[23] стоит. Со Степи угроза не кончается, и добро пока малые стаи набегают. А, ну как найдётся кто посулам ли, мечом ли объединит степных шакалов. И, найдется ведь. Не хазары, так булгары, иль вовсе печенеги, что недавно объявились у полянских земель. Скоро, ой скоро не отсидеться станет по болотам да лесным крепостям. Собирать надобно племена под единую руку, и хочешь ли, нет ли, а ныне такая рука - Киев. Иной не видать.
Но, то причины явные, а была у Мала и своя, сокровенная. Так он мнил. Имя же ей - Ольга.
Игорь Рюрикович уже прозывался Старым, когда оженился на юной девице, какую прежде ещё заприметил под Плесковым[24]. Отцом Ольги был простой мечник из тех нурман, что привёл вместе с русью Рюрик, осевший у ильменских славян, да из них же и взявший себе жену. Ни князей ни воевод в предках Ольга не имела, но как села на Киевский престол, оказалась княгиней поболе, нежели Игорь князем. При живом ещё муже в Царьград своё посольство слала[25]. И, ведь принял базилевс Ольгиных послов, не прогнал!
Право её и волю все кто рядом был скоро признали. Княжий воевода Свенальд навряд ли признал, но волчьим своим чутьём почуял скорее прочих.
Ну, а Мал, раз увидав молодую княгиню, уж не желал глядеть ни на жен спелых, как сладкая ягода в Липеце[26], ни на дев, юных да свежих, будто в Цветене[27] листва. Одним взором, да парою слов заворожила его Ольга. Ослепила, яркая словно снег, что блестит под лучами Ярилы[28]. Да, такая же холодная. А, ослепнув, за тем блеском стылого холода древлянский князь и не разглядел.
Мал и прежде с трудом себя смирял, ныне же вовсе не мог оставаться более лишь киевским данником. Подле Ольги должно ему быть, в Киеве, вместо Игоря Старого! С нею вместе править, с нею вместе собирать племена под киевскую руку. Под свою руку. Младенец Святослав, народившийся у Ольги - не помеха. На Рюриков род древлянин не покушался. В свой черёд оставил бы Мал княжество возмужавшему Рюриковичу, как Олег некогда оставил Игорю. Игорь же - другое дело. Дряхлый киевский князь один лишь и стоял между ним да его счастьем, его величием. Так верилось Малу, и сама Ольга в том его не разуверивала...
Вот только, чего более было в мечтах древлянского вождя - стремления укрепить родное племя, либо желания обладать Ольгой? Любою ценой обладать, хоть бы и ценой того племени. Мал всем окрест и себе самому вменял, что радеет лишь за люди своя. Как же иначе! Ведь не сердце слушает князь, но разум. Потому-то, что люба ему киевская владычица, так люба, что без неё белый свет стылым порубом кажется, Мал и себе не смел сознаться.
То же и с Игорем. Не вечен Рюриков сын, стар уже, чего торопиться, подождать - сам преставится. Ан нет, как ни гнал мыслишку, что покуда ждёшь смерти Старого, сам того и гляди состаришься, та подлая, всё одно так и вертелась. Хоть бы уж на охоте по дряхлости шею себе свернул, так он и на охоту-то давно не ездил. Сколь времени носа из Киева не казал, а тут на тебе - пошёл с дружиною полюдье[29] с древлян брать!
Да, как брал! Сильничал, беззакония творил, лютовал без меры. Древляне зубами скрипели. Взгляды бросали, что стрелы калёные, но стерпели, дань поднесли. И Мал тогда стерпел, хоть и поныне не ведал как смог.
Ушёл Игорь, оставив за собою плачь, да лютую ненависть. И, что же, с полпути вернулся - не насытился допреж взятым! А, дружину-то с обозом в Киев отпустил, обратно лишь с ближними гриднями пошёл. Зачем?! Неужто на старости ума лишился? Будто сам смерти себе искал.
Тут уж древляне не роптали, за топоры взялись. В племени всяк муж - воин. Но, Мал всех опередил - с верховой сотней перехватил Игоря. Гридней его кого посекли, кого постреляли, самого же взяли в полон.