Шрифт:
Свенальд вернул клинок в ножны и задумавшись, мотнул головой. Умелому мечнику, свыкнуться с чужим оружием надобен срок, но чтобы понять его и одного-двух взмахов хватит. Свенальд с мечом давно уж сроднился.
Для сабли потребна иная сноровка. Лёгкая она. Рубить можно, лишь рукою махая, а телом давить нужды нет. Так оно выходит скорее - на один удар меча два, а то и три, сабельных придётся. Однако ж, сила не та. С бездоспешным воином ладно, но щит, да и кольчуга тож, против сабли устоят. Ну, разве клинок булатным окажется. Зато мечом, ежели уж достал супротивника, то с единого раза до груди развалишь. Однако, без брони на степняка ходить не след - посечет. Да и самому разить лучше скупо, но верно.
Поначалу Свенальд не углядел в полонённом хазарине для себя проку, и подумывал, было, опоить его дурманом, да заколов на заре, уложить в могилу со Свейном. Человечья жертва Одноглазому во всякую пору угодна, да и дружине кровавая тризна пришлась бы по нраву. Пожалуй, так бы и поступил, да сметливый хускарл угадал вдруг в Ильфате лазутчика бека. Хазарин же, не став отпираться, вымолвил то, о чём помыслил сам воевода. Нынешняя княгиня своенравна без меры. И злопамятна. Свенальд, зная о ней много худого, для Ольги что кость в глотке. Теперь-то ей до него не дотянуться, а после как сложится? Наперёд загадывая, не союз с каганатом против Киева, но сговор с хазарским беком против Ольги может понадобиться.
Что же до Ильфата, то ведая о его коварстве, Свенальд был от него оборонён, а хазарин напротив - в его власти. Ильфату нынче лукавить с воеводою, всё одно, что сабелькой махать. Пусть-ка попробует, ежели придёт охота. Одного удара в ответ довольно будет.
Вновь положив саблю на стол, воевода успел только помыслить, что Спегги запропастился куда-то, как он тут же и явился. Да, не один, с Ульфом.
Увидав хромоту сына, Свенальд нахмурил чело.
– Не тебе ли знахарь велел лежать поболе?
– Не бранись, отец!- Ульф без спросу уселся на скамью.-Я не праздно тебя искал. О важном речь!
Свенальд глянул на Спегги, но тот лишь пожал плечами - мол, сам не ведаю.
– Недосуг мне,-нетерпеливо махнул рукой воевода.-Ныне лазутчика вражьего взяли. Я уже о многом от него дознался. Теперь к Хельге поведу. Как вернусь, тебя выслушаю.
– Погоди, отец! Сядь, прошу, и позволь мне говорить. Тогда, быть может, уже ныне ты поведаешь Хельге как ей взять Искоростень.
Свенальд нахмурился и пусть нехотя, но уселся.
– Говори.
– Мы выкурим конунга Мала, точно зверя из норы. Искоростень следует сжечь!
– О! Вот хитрость достойная самого Локки!-похвалил воевода с издёвкою.-Не присоветуешь ли, как нам такое свершить? Хотя,-хлопнул он себя по челу,-я и сам ведаю. Станем метать калёные стрелы за стену. Скудоумные древляне нипочём не додумаются залить пожар.
– Ныне я,-продолжал Ульф, отцовой издёвки не замечая,-как и велел знахарь, лежал у костра да слушал песни Рагне-скальда. Среди прочих, сагу о Данмаркском конунге Хаддинге, сыне Гарма[107]. О том, как он осадил конунга Хандвана, и не сумев взять Дунагард приступом, измыслил коварство. Вот,
Ловчих призвав из дружины,
Хаддинг велел им
Птиц изловить.
Птицам тем когти опутав
Паклей горящей,
Прочь отпустил.
С неба за тын Дунагарда,
Словно бы звёзды,
Рухнули вдруг.
Пламя взметнулось...[108]
– Довольно!-Свенальд с силою грохнул ладонью по столу, помолчал немного, и молвил затем уже без ярости,-Скальд из тебя никудышный. Я слыхал прежде сагу о Хаддинге и помню, что сей достойный муж юность свою провёл в Свитьоде, среди великанов. Сын мой! Я родом из Свитьода. Там нет великанов!-воевода устало отёр перстами очи,-Разве я не говорил тебе прежде, какова цена песням скальдов? Ныне же ты советуешь мне послать воинов в лес ловить ворон.
– Нет, отец,-ответил Ульф спокойно,-Лесные птицы вернутся в лес. Нам надобны те, что гнездятся в Искоростене.
Свенальд ненадолго призадумался. Тряхнул головой.
– Хм... Может оно и хитро,-согласился он,-да только, как же я тебе тех птиц наловлю? Нет, не годится.
– Древляне сами их нам принесут.
Уже поднявшись, было, Свенальд уселся вновь.
– Ну?..
– Пусть Хельга скажет, будто довольна прежней местью, и ныне хочет вернуться в Кенугард. Однако, просто отступить не может, но ежели древляне поклонятся ей потешной данью - по одному голубю со двора, то она снимет осаду.
– А к вечеру птицы вернутся в свои гнёзда...-домыслил за сына Свенальд и обратил взор на хускарла:
– Что скажешь?
Горбун подошёл к Ульфу, опустил руку ему на плечо и страшно осклабился.
– Я слыхал,-молвил он,-в Искоростене даже улицы мощёны елью. Дым от такого костра учуят в самом Асгарде. Вели, ярл чтобы Рагне начинал слагать о тебе драпу. Мы возьмём Искоростень!
ГЛАВА IX
В Искоростене детинца[109], как в Киеве да Новограде нету, однако широкий княжий двор обнесён дубовым тыном навроде городского. Рожны, вестимо, пониже будут, но и до их завострённых концов верховому рукой не дотянуться. И ворота ладные, медью обиты - с наскока не возьмёшь. Случись ворогу ворваться во град, княжие хоромы хоть и не великой, а всё ж крепостицей станут.