Мия повернулась к раненому.

Он был худ, грязен и обряжен в замурзанные брюки-хаками и такое же грязное кимоно прямо на голое тело. Под одеждой виднелась повязка, сделанная из нижней рубашки. Бурая от крови, она присохла к телу. Из спины, чуть пониже левой ключицы, торчал обломок стрелы.

Из вещей у незнакомца был только нож-танто на поясе.

Она перевела взгляд на его руки, покрытые рваными ранами от звериных укусов, потом на лодыжку, согнутую под неестественным для человека углом.

Страшнее всего выглядела левая рука мужчины с запекшимися кровавыми пятнами на месте трех вырванных ногтей. По сравнению с ними синяки и следы плети на теле казались мелочью.

Тануки был прав. Откуда в горах израненный незнакомец с ножом? Кто он? На крестьянина не похож. Разбойник? Дезертир? Убийца?

Кто пытал его?

В дверь с шумом, отдуваясь, вломился тануки, волоча полное воды ведро и давешнюю чашу с неощипанным петухом.

– Вот! – объявил он, бухнув ведро перед Мией. – Вода. Добрая ты душа, Мия-сан. Подбираешь всякую тварь.

– Не тебе жаловаться. Помоги мне!

Следующие полчаса она обмывала раны. Ножом, найденным у раненого, обрезала грязные тряпки и швырнула в огонь. Всю спину незнакомца занимала татуировка в виде атакующего тигра. Над левым глазом тигра торчало обломанное древко стрелы.

Мужчина глухо застонал, когда она попыталась выдернуть наконечник.

– Кровью истечет, – предупредил тануки. Он уже смирился с присутствием на своей территории чужака и помогал, чем умел, а больше суетился и сыпал жалобами, советами и шутками.

– Что же делать?

– Бинты нужны. Лекарства. А мне нужно поесть. А тебе – обратно в школу, пока не хватились.

Мия еще раз поглядела на раненого. После того как она смыла с его лица грязь и потеки, стало видно, что он молод. Наверное, его даже можно было назвать красивым, если бы не был таким измученным.

– Готовь ужин, Дайхиро. Бульон не пей, оставь для него. Я вернусь через пару часов.

– Но как же… – попробовал возразить тануки, однако Мия была уже за дверью.

Оборотень нахмурился, поворошил палкой костер.

– Эх, Мия-сан, упрямая девочка, доброта тебя погубит. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Раньше Мия никогда не брала чужого.

Даже когда она нашла в горах Дайхиро – только что осиротевшего, совсем крохотного и неспособного о себе позаботиться. Тогда она таскала малышу свою еду. Тануки и в детстве был прожорлив, скромной плошки риса, завернутой в лист нори, и куска рыбы ему никогда не хватало, и Мия собирала в лесу грибы и орехи, удила рыбу в озерце чуть выше в горах.

Но сейчас грибами не обойтись. Нужны бинты, мази, целебные травы.

Она кусала пальцы от нетерпения, ожидая, пока девочки в домике заснут. Потом неслышно выбралась из-под одеяла, прихватив кимоно.

Одевалась она уже снаружи, дрожа от холода на зимнем ветру. Полная луна – солнце мертвых – заливала двор белыми лучами. Такими яркими, хоть читай в их свете.

Госпожа Оикава хранила лекарства в школе. За ширмой в комнате, где будущих гейш обучали массажу и основам акупунктуры.

Фонарь Мия зажигать не стала. С тихим шелестом отъехала в сторону бамбуковая дверь. Знакомая до последней трещинки на стене школа ночью казалась чужой. Пространство словно раздалось вглубь. Мия кралась в тенях, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце стучало часто-часто.

Что сказать, если ее сейчас здесь найдут? Как оправдаться? После заката ученицам запрещалось приходить в здание школы.

Некстати вспомнилась предвкушающая улыбка на лице нового директора, когда он обещал «наказать» Мию в случае оплошности.

Она без приключений добралась до комнаты. Запалила маленькую масляную лампу на низеньком столике. Поминутно прислушиваясь, отобрала все, что нужно для спасения раненого: бинты, едкий сок жгучевицы, молотую кровохлебку, травяные сборы для лечения лихорадки, заживляющие мази на целебном медвежьем жире.

Потом, когда она станет гейшей, она вернет все, что взяла, и много больше.

Обратно Мия кралась с еще большей опаской, ощущая себя презренной воровкой. Звук, донесшийся из танцевального зала, чуть не заставил ее выронить узелок с лекарствами.