Живем в комфортабельной, если не сказать роскошной, резиденции под названием Мунсу. Она всем хороша, только хозяева просят не покидать ее территорию. При этом где-либо заблудиться нам не грозит - к каждой делегации, кроме переводчицы, приставлено по одному искусствоведу - все невысокие, одинаково плечистые, с одинаково тонкими талиями, будто клоны. Про кино их можно не спрашивать - молчат и смущаются.

Когда-то в нашей университетской группе была кореянка Сим Ен Сун, тихая девушка без претензий, историческая грамматика русского языка ей давалась плохо. Как и мне, впрочем. На пятом курсе перед распределением мы спросили: "А ты куда пойдешь работать, Сим?" "Куда пошлет партия", - сказала она.

Наша милая переводчица Рю Чун Цан, что в переводе означает "мечта весенней ивы", оказалась с третьего курса местного университета. "У кого вы учились говорить по-русски?" - спросил я. "У наших преподавателей". "А они у кого?" - не отставал я, подумав: вдруг кто-то есть из МГУ, может наша Сим Ён Сунн? "А они у своих преподавателей..." "А кто-нибудь из России среди них есть?" "Нет, таких нет". Я отстал. Значит, учившиеся в России доверием у них не пользуются

Нас предупредили: в комнатах будут подслушивать. Представился случай проверить.

За исключением двух-трех ночных часов, над дворцом, врываясь в комнаты, на полную мощность гремел репродуктор, передавая какой-то бесконечный митинг - люди там по очереди о чем-то яростно кричали. На корейском, естественно. Понять мы ничего не могли, но спать не могли тоже.

Я и высказался на эту тему, тоже довольно яростно, расхаживая по номеру. Когда мы вечером добрались до своих коек, репродуктор молчал. Молчал и все последующие дни.

Корейцы еще в первый день попросили нас не стесняться, быть откровенными: если что не так - говорить сразу. "Мы впервые принимаем столько иностранных гостей, каждое замечание нам будет полезно!" - объяснили они.

История с репродуктором подтвердила: действительно, прислушиваются...

Чуть позже убедился, что они готовы действовать не только согласно пожеланиям гостей, но и проявлять инициативу.

Перед самой поездкой мой добрый знакомый Саша Игманд, личный, между прочим, портной Брежнева, стачал мне новый костюм. О том, какого он получился качества, можно не уточнять - шедевр. И вот у себя в номере я развесил этот шедевр на плечиках, а смотреть фильмы отправился в рубашке-безрукавке, ибо предельно влажная пхеньянская атмосфера была еще и раскалена до 35 градусов.

Вечером намечался торжественный прием для всех делегаций в министерстве культуры. Времени оставалось мало, я вбежал в номер, скинул шорты и нырнул ногами в костюмные брюки. На них не оказалось ни одной пуговицы, даже на ширинке. Молнии тогда и в Общесоюзном доме моделей не вшивали. Без пуговиц был и пиджак. Но пиджак еще был и в морщинах, будто его перекорежило от страха оказаться на приеме в министерстве культуры народной Кореи.

Случилось страшное: осваивая европейский сервис, по собственной инициативе любезные хозяева пропустили костюм от Игманда через местную химчистку. А московские пуговицы, судя по их отсутствию, оставили себе.

На приеме публика была обряжена во все строгое. Только я блистал голыми икрами из под шорт. В Москве я пришил к костюму пуговицы и вечерами выгуливал в нем собаку. В полумраке не разглядишь.

Хозяева позаботились и о развитии нашего интеллекта. Они наверняка знали афоризм Максима Горького, признавшегося однажды, что всем хорошим в себе он обязан книгам. Внушительные стопы шикарно изданных книг регулярно появлялись на наших прикроватных тумбочках. Автор был у всех один: Великий Вождь, Солнце Нации, маршал товарищ Ким Ир Сен.

Возглавлял нашу небольшую делегацию, приехавшую познакомиться с новинками северокорейской кинематографии, руководитель кинематографии узбекской - председатель Госкино Узбекской ССР, фамилию запамятовал.

++++++++++++++++++++9999999999999 Это был серьезный товарищ - доктор филологических наук, даже, кажется, республиканский академик. Знал наизусть "Коран". Он был невысок, кругл и степенен. Как главе, ему отвели люкс со спальней и просторным кабинетом. С наступлением ночи он переносил очередную пачку сочинений Ким Ир Сена с прикроватной тумбочки на письменный стол, включал лампу под стеклянным абажуром, и, прорабатывая, засиживался до рассвета.

.Рассказывать про те три десятка корейских фильмов, что мы посмотрели, нет необходимости. Во-первых, один раз я уже это сделал в большой журнальной статье, пусть и в духе советской политкорректности, а во-вторых, на российских просторах их все равно никто никогда не увидит. Хотя зрелище было по-своему занятное. Так, скажем, в одной из лент военно-патриотической направленности, некий народный воин в борьбе с японцами повторяет подвиг нашего Александра Матросова, но при этом остается живым. Почти живым. Чтобы спасти героя, Ким Ир Сен присылает к нему своих личных врачей, которые чрезвычайно удачно проводят операцию. Но солдат, оказывается, еще и сирота. Ему передают добрую волю вождя: если, мол, письма писать некому, пусть пишет мне! На крупном плане по лицам участников сцены бегут крупные слезы. В другом фильме главного героя тоже оперируют, и тоже приходит весточка от Великого вождя: он прислал раненому новые ботинки. Больной спускает ноги с операционного стола и, прижимая к груди подарок, произносит, глядя в камеру, длинный благодарственный монолог. И тоже плачет.