Напси расслышал, как у поняши захрустела шея — судя по звуку, она заинтересованно подалась вперёд.

— Конечно, это моя реконструкция, — заключил Карабас. — То есть догадки. Но по-другому объяснить твоё появление здесь я не могу. Кстати: я сильно подозреваю, что этот разговор Верховная тоже просчитала.

Снова наступила тишина. Напси практически увидел поняшу — она стояла возле накрытого стола с поникшей головой. От гривы пахло сладостью, от тела — молодостью, растерянностью, пробивающимся любопытством.

— Похоже, я влипла по самый хвост, — признала она.

— Не без того… Поэтому сейчас ты пойдёшь и хорошенько поразмыслишь, — тон Карабаса снова стал официальным. — Учти, если ты всё-таки будешь настаивать на том, чтобы присоединиться к нашему коллективу, то я пойду навстречу. Тебе и Верховной. Но — на моих условиях. Которые очень просты. Ты делаешь то, что я прикажу, словами или без слов. Ты исполняешь все мои требования беспрекословно и без задних мыслей. Сексуальных поползновений с моей стороны не будет, но не рекомендую конфликтовать с членами команды на этой почве. А вот блядства на стороне я точно не потерплю. Да, работать ты будешь за еду. Иные материальные вознаграждения возможны, но я их никоим образом не гарантирую. Что гарантирую — так это полный контроль с моей стороны и полное послушание с твоей стороны. Уйти можно, но с предупреждением за неделю. Доступно? Теперь иди и ду…

— Уже подумала, — перебила поняша. — Чего прикажете, шеф?

Карабас звучно зевнул.

— А Гермиона? — спросил он.

— Она классная, — признала Писториус. — Но она от мамы очень зависит. И вообще мне тут надоело. Так чего делать, шеф?

Карабас почесал бороду, заскрипели волосы, запахло перхотью.

— Сейчас? Иди в эргастул. Напси… вот этот мелкий паршивец… — раввин, похоже, показал на пёсика, так как поняша с шумом развернулась, — тебя проводит. По дороге введёт в курс наших дел. В эргастуле реши проблему с коломбинами, они там что-то хандрят. Няшить сильно не надо, просто успокой. Сколько в тебе граций?

— Двести двадцать, — не без гордости заявила Писториус. — Напси, проводишь?

— Учти, он без глаз, — сказал Карабас. — Напси, где твой бэтмен?

— Да говорил же, спит за дверью, — пёсик тоже позевнул и встал на лапки. — Там шкаф, он на нём. Сейчас разбужу.

— Я могу взять Лариску? — попросила Ева. — Без неё я как без этих… без рук.

— Ты и есть без рук. Бери, конечно. Я как-нибудь сам обойдусь. Потом найдёшь Арлекина. Он в баре дрыхнет. Напси покажет и поможет. Заплатите там за него. Проследи только, чтобы барменша лишнего не вписала. У меня эта кобыла не вызывает доверия. В ней граций сто. Сможешь её проконтролировать?

— Нет проблем, — нахально заявила Ева.

— Хорошо. Арле отнесёте в номер, пусть проспится. Ну а потом сходи к этой своей Гермионе. И попрощайся с ней как следует. Это приказ.

Ева Писториус поперхнулась. Потом с усилием прочистила горло.

— А как же… Ну… Спасидо, шеф. Я вроде как сама думала… нехорошо я с ней… и вообще, — девочка, похоже, окончательно смутилась.

— На Мирру только не наткнись. И завтра в десять чтобы была здесь. Опоздаешь — остаёшься в Понивилле.

— В десять? Это когда?

— В десять часов Директории. Это через час после восхода, если я ничего не путаю. Всё поняла? Тогда давайте скоренько. Напси, потом зайдёшь.

Когда поняша и пёсик исчезли за дверью, Карабас позволил себе опрокинуть, наконец, очередное корытце с водочкой. Высыпал в рот несколько маслинок и закушал крохотным корнишончиком. Подумал, что миссия, после первой неудачи, проходит довольно-таки гладко. Постарался эту мысль отогнать. Однако тепло, сытость, водка и тишина в голове настраивали на благодушный лад и внушали опасную мысль, что всё как-нибудь устроится.

— Симлах бенцарон дашин элох, — раздался тихий шёпот где-то за спиной.

Карабас замер. Все его особые способности включились на полную — так что он уловил и горний полёт Пьеро, уже закинувшегося айсом и летящего на крыльях ночи, и подводный ход мыслей Бекки Биркин-Клатч, двумя этажами выше планирующей какую-то сложную интригу, и дольнее прозябанье Арлекина, спящего в гостиничном баре. Не услышал он одного — отзвука сознания того, кто сказал слова.

— Карабас дак ах'героль [62] , — наконец, ответил он.

— Ну, во-первых, ам» героль, а то как-то неуважительно. Во-вторых, зачем столько пафоса? «Слушаю и повинуюсь». Если уж на то пошло, повинуюсь-то я. Нет уз святее товарищества… Ну, здравствуй, Шварцкопф. Давно не виделись.

Перед раввином из воздуха соткался прозрачный гражданин — невысокий человечек с седым ёжиком волос, закутанный в махровый халат. Глаза его закрывали чёрные солнцезащитные очки. Вторая пара очков — с золотыми дужками — торчала из кармана халата. Человек как будто сидел, вот только непонятно на чём.