Буквально за пару месяцев котан, получивший агентерный псевдоним «Бози» [124] , заработал репутацию толкового осведомителя. Был поощрён морально и материально, получил официальные документы на имя Юозаса Задрищотки и продвинут в провокаторы, в каковом занятии и нашёл своё подлинное призвание. Через пару лет он стал известен как «товарищ Огилви», один из признанных лидеров революционного электората.

По официальной версии, «товарищ Огилви» героически погиб при штурме губернаторского дворца — но были и другие мнения. То есть были бы, случись всё это на самом деле.

Но не склалось. Конфигурация множества судеб, уже почти сложившаяся, распалась. Не случилось ровным счётом ничего из вышеперечисленного — ни великого, ни мелкого, ни общественного, ни личного.

Выпавшая в итоге коту доля оказалась самой незавидной. Где-то через полчаса после несостоявшегося инцидента он неудачно споткнулся посреди улицы — и попал под бричку, влекомую пьяным в зюзю першероном. Хозяин-гамадрил тоже был пьян, но не в зюзю, а, скорее, в дрова. Эти тонкие различия не заинтересовали господ полицейских, которые стрясли с пьянчужки пятьдесят монет за закрытие дела. Мясо кота приобрёл ресторатор, разыскивающий свежую кошатину для заказанного ужина: некий сентбернар собирался с размахом отметить долгожданное дарование ему ордена Пятой Ноги. Так что следующий вечер Базиль встретил прямо посередине праздничного стола — и отлично пошёл под молодое барбареско [125] .

Но всё это случилось потом. А пока ни о чём таком не подозревающий Буратина весело чапал по дороге, крутя башкой и пытаясь свистеть. В конце концов он дошёл до развилки. Одна вела направо, к насыпи. Другая уводила налево, в сторону побережья.

К насыпи надо было свернуть направо. Однако, с левой стороны доносились какие-то интересные звуки. Если бы Буратина знал слово «музыка», он бы, наверное, понял, что это она и есть. А так он просто почувствовал, что от этих звуков ему хочется одновременно плакать и смеяться, прыгать и махать руками.

— Пи-пи-пи, — пищал голосочек.

— Ла-ла-ла-ла, — в лад ему подпевал глубокий нежный голос.

— Дзинь-дзинь, — раздавалось мелодичное позвякиванье.

— Бумс! — это напоминало о спарринге, но удары были уж очень ритмичными.

В Аузбухенцентр нужно было поворачивать направо, музыка играла слева. Буратина стал спотыкаться. Ноги сами поворачивали к морю, где раздавалось все эти интересные «пи-пи-пииии», сладкие «ла-ла-ла» и загадочный «бумс».

Бамбук сел на дорогу, подложив под задницу сумочку с аузбухой, и стал думать. В результате размышлений он пришёл к выводу, что колледж подождёт. В конце концов, неважно, доберётся он до него сейчас, через пару часов или вообще на следующий день. Обучение оплачено, а группы формируются по мере поступления учащихся… С другой стороны, Буратина копчиком чуял, что все эти «пи-пи» и «дзинь-ла-ла» обещают что-то чрезвычайно интересное.

Будь он в вольере, побег с занятия ради любопытства был бы наказан — скорее всего, ему бы не дали утром еды и поставили на тяжёлый спарринг. Но потом за такие шалости обычно добавляли баллов за соцприспособленность… Голод внезапно показался Буратине почти терпимым.

Он встал и пошёл — точнее, побежал — налево, к морю.

Вскоре он увидел сооружение, украшенное разноцветными флагами на высоких шестах. Солёный ветер колыхал полотнища. Наверху сидели существа с какими-то блестящими штуками. Они-то и издавали «ла-ла-ла» и «бумс».

Вокруг толпился народ, в основном мясо. Буратине показалось было, что он увидел в толпе бурундука, очень похожего на Чипа, но потом поонял, что у него сглючила ассоциативка.

Протискивающаяся сквозь толпу лошадь в розовых штанах с мешочком под хвостом с размаху налетела на него грудью, смела с дороги. Бамбук подождал, пока кобыла протиснется, после чего протиснул руку под мешочком и больно ущипнул её за бабское место. Лошадь попыталась было его лягнуть. Деревяшкин умело сгруппировался, так что удар достался какому-то крысаку. Тот, получив копытом в грызлице, осел, закатив глаза. Буратина порадовался: с известных пор его отношение к крысоидам, и без того невосторженное, сильно испортилось.

Он протискивался сквозь разнопородную толпу, пока, наконец, не добрался до столба с объявлением:

Внизу было добавлено для особо непонятливых:

У Буратино аж похолодел нос от любопытства. Ему ужасно захотелось попасть в театр. Отказывать себе в этом простом и естественном желании деревяшкин был не намерен.

Оставалось надыбать бабла.

Для начала бамбук определился с нужной суммой. Весь его жизненный опыт буквально вопиял: уж если что-то дают, к этому надо быть поближе. Из этого следовало: надо ориентироваться на четыре сольдо и брать билет в первом ряду.

У столба тусовался молодняк. Буратина выхватил взглядом пацанёнка-лошарика, меланхолично жующего отклеившийся край объявления.

С лошариками — или, как их обычно называют, лошками — бамбук уже встречался в Центре. Это были существа с генами поняши, но двуногие. Лошарики были известны чрезвычайной наивностью, которой все обычно и пользовались. В основном они шли на общее развитие, а потом в какой-нибудь сервис попроще.