— О, Дэн будет очень признателен. — Она бегло записала адрес. — Я напишу ему через пару дней.

В спешке подошел Берт Рэймонд.

— Люди начинают собираться, я стану здесь и по мере их появления буду представлять их вам, рабби Смолл, и…

— Я думаю, они знают меня, — сухо сказал рабби Смолл. — Почему бы вам не стоять рядом с рабби и миссис Дойч, а после того, как вы представите гостей, они пройдут дальше и попрощаются с нами.

— Пожалуй, вы правы, так и сделаем.

Пары поменялись местами как раз вовремя, чтобы Рэймонд успел представить первых пришедших.

— Привет, Майк. Рабби Дойч, я хочу представить Майера Фельдмана, одного из столпов храма. Его жена Розали. Рабби Дойч, наш новый духовный лидер, и миссис Дойч.

В течение часа Рэймонд представлял членов конгрегации. Рабби Смолл изумился, узнав, как много среди них «опор», «столпов» или, по крайней мере, «замечательных работников». Гости шли сплошным потоком, а когда он иссяк, рабби с женами получили свободу. Смоллы вскоре оказались в противоположном от Дойчей конце комнаты. Люди подходили, чтобы пожелать безопасного путешествия, подсказать, какие места они обязательно должны увидеть, дать пару полезных советов, предложить друзей и родственников — все они, разумеется, оказались очень важными людьми, — которые будут счастливы пригласить Смоллов в гости.

Незадолго до шести Мириам, помня о приходящей няне, которая осталась с Джонатаном, предложила пойти домой.

— Ты права, пожалуй, — сказал рабби Смолл. — На самом-то деле они здесь не ради нас.

Они подошли к Дойчам, обменялись рукопожатиями и пожелали друг другу удачи.

— Когда вы уезжаете? — спросил рабби Дойч.

— В четверг.

— А я надеялся увидеться еще хотя бы разок, но мы на пару дней возвращаемся в Коннектикут.

— Мы тоже будем заняты.

— И не беспокойтесь за свою конгрегацию, — сказала миссис Дойч. — Хьюго будет хорошо о них заботиться. — Она помедлила. — А бомбежки вас не волнуют?

— Здесь или там?

— О, это хорошо. — Она потянула мужа за руку. — Дорогой, я поинтересовалась у рабби Смолла, не волнуют ли его бомбежки, а он спросил: «Здесь или там?»

Дойч недоуменно посмотрел на нее.

— Это же про бомбы в наших университетских городках…

— Ха-ха, конечно. Очень хорошо, рабби. Подходящий комментарий к состоянию нашего общества. И хорошее название для проповеди. Вы не возражаете, если я его использую?

Смолл усмехнулся.

— Почту за честь, рабби.

Дойч снова протянул руку.

— Ну, идите с миром и с миром возвращайтесь домой, — сказал он ни иврите. — Здесь или там. Очень хорошо.

— Что ты о них думаешь? — спросила Мириам по дороге домой.

— Похоже, с ними все в порядке. Мы и по-говорить-то особо не успели.

— Они — профи, Дэвид.

— Профи?

— Профессионалы. Держу пари, у них не будет никаких трудностей с конгрегацией или с правлением. Они точно знают, что от них хотят услышать, и точно знают, как это сказать. Они сделают конгрегацию абсолютно ручной — и ей это понравится.

Намного позже, когда Дойчи вернулись в отель после легкого ужина у Рэймондов и готовились ко сну, Бетти спросила:

— У тебя нет ощущения, дорогой, что у Смоллов могли быть кое-какие неприятности с конгрегацией или, по крайней мере, с некоторыми из членов правления?

Хьюго Дойч аккуратно повесил пиджак на плечики.

— Мне намекали на это президент и этот его близкий друг — Дрекслер, кажется, — как только мы встретились. Это очень плохо. Существует методика обращения с конгрегацией, но, боюсь, рабби Смолл ее пока не освоил. И я не уверен, что когда-либо освоит. — Он расшнуровал ботинки и обул домашние шлепанцы. — Понимаешь, он — ученый. Несколько лет назад он опубликовал статью о Маймониде [21] — я ее не читал, но слышал несколько одобрительных отзывов. Так вот, такие люди часто не вполне подходят для руководства конгрегацией. Они заняты не тем делом и иногда осознают это достаточно рано, чтобы переключиться на подходящую работу — преподавание, исследования, а иногда остаются, попусту расходуя свою энергию на то, что они не могут делать хорошо, и от чего, вероятно, даже не получают удовольствия.

Жена улыбнулась.

— Может, осознает после нескольких месяцев в Израиле, вдали от всего этого.

Пока Рой Стедман насухо вытирал лицо полотенцем, его друг Абдул разглядывал большие плакаты, которые были основным украшением маленькой комнаты: свинья в форме полицейского, стоящая на задних копытах; монахиня, поднимающая юбку к бедру, чтобы достать из чулка спрятанный кошелек; обнаженная пара, держащая друг друга за половые органы, словно обмениваясь рукопожатием при знакомстве.

Оглянувшись, Абдул спросил:

— А девушки, когда видят это, не возражают, не сердятся?

— Пока ни одна не возразила, — загадочно усмехнулся Рой, забыв, правда, упомянуть, что ни одну пока еще не удалось уговорить прийти в гости. — Наверное, они наводят их на правильные мысли.

— Недурно. А если твой отец или, как вы это называете, твой папа придет к тебе в гости, ты оставишь их на месте?

— Конечно, почему нет? — Рой бросил полотенце на крючок и стал расчесывать свои длинные волосы.