— Жить есть где?

— Конечно…только до завтра, — вспомнила о мелочи в карманах.

— А ну-ка за мной! Здесь недалеко.

Евгений Юльевич, будущий гениальный учитель, привел её в свою маленькую трёшку.

— Марго! У нас гостья. Дадим этому детёнышу приют, а то наши учёные коллеги ещё один талант в землю зароют? Да и отчаянье — опасная штука.

— Что ж придётся цепляться, карабкаться, — улыбнулась Марго, показывая маленькую комнатку-хранилище элитных саксофонов и небольшую софу для новой ученицы.

Как потом сказала Юлька, поступив одним махом в престижный Московский вуз, запустив при этом на экзамене остроту преподавателю, когда поняла, что тонет, и затем всё-таки обнаружила себя в списках:» Эх, повезло! И всё же интересно, какая должна быть грудь, чтобы проложить ею дорогу в светлое будущее?!»

Ева улыбнулась, щурясь от солнца и вдыхая незнакомые головокружительные ароматы. Сейчас в 23 года у неё хорошая подруга, отличное образование, профессия, которую она очень любила. А теперь ещё и Монте-Карло…Она мечтала попасть сюда, но не думала, что это случится так скоро. Только маленькое поручение Олега Петровича, которое уже перекочевало в сейф номера 312, давило на ответственность.

Аэропорт — точка, которую мы замечаем только в период отправления, а по прибытию ощущаем в корешках билетов в номере отеля. Ницца — не исключение, комфортабельные автобусы должны доставить нас в отель, замечу, наше желание было приоритетным для водителя. Нас высадили на 4 Avenue de la Madone около небольшой площади между домами.

Войдя через громадную арку, обвитую множеством лиан, перед нами открылся прекрасный вид здания в стиле барокко — лучшем отеле города. Да, и ресепшен подтверждал уровень. Все утопало в роскоши. Огромные вазы китайского фарфора с невообразимыми букетами роз, величественно возвышаясь на подиумах, образовывали галерею, ведущую глубину зала. Причудливая подсветка настенных фресок отражалась в полированном мраморе пола всеми цветами радуги. Громадные бронзовые люстры с бесчисленным количеством ламп заполняли пространство до невидимого в вышине потолка. Потрясающе…

Осмотревшись, мы подошли к стойке.

Администратор, способная говорить на любых языках, через полминуты не сомневавшаяся, что мы французы, говорящие на английском, предложила нам номера. Каково же было ее разочарование узнать, что среди нас один русский, а другой еврей. Но было поздно. Получив портье в сопровождение, мы направились по номерам.

В этом отеле, в отличие от Аркадия Борисовича, я был первый раз. Интерьер поразил меня. Было такое впечатление, что я попал в 19 век со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но вместе с тем, подойдя к лифту, инкрустированные под старину двери бесшумно разомкнулись и пригласили легким электронным колокольчиком внутрь. Мы вмиг долетели до третьего этажа. Выйдя из лифта, картинка не поменялась, 19 век был и здесь, тяжелые портьеры окаймляли барельефы, наверное, заслуженных людей в нишах стен.

Идя по мягкому ковру коридора, я думал о сказке, все было великолепно, и мягкая музыка саксофона, дополняя атмосферу, создавала ощущение нереальности. Портье чувствовал наше восхищение, поэтому шел медленно, скорее плыл, давая нам возможность ощутить все величие интерьера. Остановившись у номера «320», он вставил пластиковую карту в замок и легко распахнул перед нами с виду массивную белую дверь:

— Ваши апартаменты, сэр… — отойдя в сторону и приглашая зайти внутрь, произнес портье и продолжил. — Ваши вещи будут доставлены в номер через минуту.

Дав ему пять долларов, я зашел в номер. Аркадий Борисович проследовал дальше, его апартаменты были следующими.

В номере также господствовали изысканность и стиль. Все пространство, от пола до потолка, было в пастельно-бежевых полутонах с отдельными элементами декора белоснежной ткани с мельчайшими синими цветами на спинках кресел и широкой двуспальной кровати, ничего лишнего. В гостиной, при входе у стены находились значительных размеров тумба с тремя горизонтальными ящиками, стол темного дерева, инкрустированный золотом с витыми ножками, и четыре не менее изящных стула. В углу, около высокой вазы с цветами — небольшой рабочий столик, на котором находился комп-моноблок и клавиатура. У другой стены стояли два мягких кресла, а на противоположной, около двери в спальную, висела плазма. Четвертой стены не было, вернее, она представляла собой стеклянную дверь и окно на большую лоджию. Я открыл ее, и свежий морской воздух ворвался в комнату — воздух странствий и приключений таких же, порой, рискованных и опасных, как и поджидающих меня в этом раю.

В дверь постучали. Портье, как и обещал, доставил мои вещи, вернее, внушительного размера саквояж, неизменного спутника моих многочисленных путешествий. Оторвав лейбл аэропорта, я перенес вещи в спальню. Спальная комната была небольшая и очень уютная, в той же цветовой гамме как и гостиная. Огромная кровать, манящая своей мягкостью, две прикроватных тумбочки у изголовья со стильными торшерами на витиеватых ножках давали ощущение размеренности и спокойствия. Изюминкой, помимо прочих элементов, был вместо одной из стен витраж из цветного стекла с окном, окаймленный многорядными портьерами, изящно собранными золотой перевязью.

Услышав щелчок дверного замка, я вернулся в зал. Дверь открылась, и в комнату втекло грузное тело Аркадия Борисовича в красной бейсболке, белой майке с какой-то надписью на арабском и бежевых, невообразимо огромных, шортах.

— Ты еще не переоделся, — с порога забасил Борисыч. — Зачем окно открыл, здесь же супер кондиционирование, — и, отведя в сторонку небольшую портьеру, казавшуюся лишь элементом декора, открыл моему взору две дверки, сейфа и встроенного холодильника, а чуть ниже блок управления микроклиматом. — Вообще-то, в тумбочке есть «лентяйка», — как бы вспоминая, продолжил он, и уже весело, — Чего рот открыл, будешь переодеваться, или так пойдешь?