– Ты не сердишься?
– спросила она, пока он снимал с нее рубашку и укладывал в постель.

Мужчина сбросил штаны и прижался к ней всем обнаженным телом.

– Элеонор, когда ты уже, наконец, поймешь, что если я говорю "Я тебя люблю" я действительно так считаю?

– Наверное, однажды, - сказала Сатерлин и улыбнулась в темноте.
– Я буду так сильно скучать по тебе этим летом. Уверен, что мне нужно исчезнуть? Сбегать совершенно на меня не похоже. По крайней мере, теперь.

– Боюсь, в данном случае, исчезновение – требует даже больше храбрости. Элеонор, дело не в том, что церковь или кто-то узнает о нас. Нужно бояться не того, что узнают, что мы вместе.

– Ты не согласен с Кингсли, да? Ты не думаешь, что это был всего лишь один из моих старых клиентов, кто украл досье, не так ли?

– Я действительно в неведении по этому вопросу.

Сорен смотрел на тени, пляшущие вокруг лампы.

– Но кто бы это ни был, и по какой бы то ни было причине... Я не позволю им причинить тебе вред. Сначала им придется вырезать мое сердце.

Нора протянула руку, касаясь раны возле его сердца. Поверхностный порез можно было бы исцелить всего за несколько дней. Однако внутренние шрамы были старыми и их вряд ли можно излечить. Рубцовая ткань, как когда-то читала Нора, самая плотная из всех видов ткани в теле человека. Возможно, именно по этой причине сердце Сорена и было таким сильным, потому что было сплошь покрыто шрамами.

– Элеонор? Помнишь похороны моего отца?

Нора закрыла глаза, и унеслась на семнадцать лет назад во времени. Она вспомнила, как ей пришлось солгать матери, чтобы поехать с Сореном на похороны его отца. Сказать, что ей стоит быть там, чтобы поддержать Клэр, его шестнадцатилетнюю сестру. По крайней мере, таково было прикрытие.

В ночь после посещения кладбища она нашла Сорена сидящим в большом кресле его детской спальни – спальня, которая хранила для него лишь воспоминания кошмаров. Она вспомнила, как зашла и увидела его, сидящим и молящимся в океане лунного света. Бледный свет освещал его лицо и блондинистые волосы. Беззвучно девушка подошла к нему, и Сорен взял ее на руки и обнял. Тогда он впервые признался, что любил ее, любил ее с того самого момента, как увидел, когда ей исполнилось всего пятнадцать. Печаль и скорбь по отцу, пытавшемуся убить сына, проступила на его лице, когда он рассказывал ужасающую историю своего детства. Она сделала то, что могла – утешила его. Она сделала это, и на следующее утро все еще оставалась девственницей, но не совсем.

Нора хихикнула.

– О, нет. Пока я жива, я никогда не забуду ту ночь.

Сорен ласкал ее губы кончиками пальцев.

– Я знаю, что ты подслушивала, малышка.

На ум пришло другое воспоминание. На этот раз не такое приятное. Покинув Сорена, Элеонор направилась в спальню, которую делила с Клэр. В доме было больше десятка спален, но Сорен настоял, чтобы она и Клэр не оставались в одиночестве ни на минуту. Как только они прибыли в поместье, Сорен изменился. Он всегда защищал ее, но сейчас превратился почти в параноика насчет охраны девочек и действовал так, как будто в доме до сих пор обитал опасный призрак. Той ночью, находясь в руках Сорена, Нора поняла, что это было недалеко от правды. На своем пути в комнату для гостей она увидела очертания женщины, стоящей рядом с открытым окном. Та стояла со скрещенными на груди руками и склоненной головой. Рядом с ней стоял Сорен, и они о чем-то перешептывались друг с другом. Нора скользнула в тень, прячась там. Когда она смогла подкрасться поближе, то услышала, как женщина говорит Сорену три слова - я не жалею. И услышала его ответ - я тоже.

В этот момент Нора поняла, что услышала что-то, не предназначавшееся для ее ушей. Она вернулась в комнату, которую делила с Клэр, и до рассвета лежала, уставившись широко открытыми глазами в потолок - все тело горело там, где Сорен касался ее, разум лихорадило от слов, которые она подслушала.

На похоронах Сатерлин лицом к лицу встретилась с той женщиной, с которой Сорен говорил накануне. Высокая и элегантная, с темно-рыжими волосами и фиалковым цветом глаз, женщина ужаснула ее своей неповторимой красотой и, казалось, почти материальным отчаянием, которое окутывало ее темным светом. Сорен представил ее как Элизабет, его старшую сестру, а Нору как подругу Клэр. Нора вспомнила, что Элизабет была похожа не на человека, а на привидение. Она была живым, дышащим, но все же призраком. Даже в темноте сейчас Сатерлин видела призрачное отражение в серых глазах Сорена.

– Я пообещал защитить тебя малышка. И это единственная причина, почему я отсылаю тебя, - сказал Сорен, притягивая Нору в тиски своих объятий.

– Твоя сестра... Ты боишься, что они узнают о том, что натворила Элизабет, да?

Сорен заправил прядь волос за ее ухо.

– Мой страх насчет Элизабет навсегда останется прежним. Я боюсь, что она узнает о тебе.

В понедельник утром Сюзанна проснулась на рассвете, и даже не потрудилась включить свой компьютер. Никогда еще она не была в таком тупике, как сейчас. Как будто кто-то на другом конце интернета намеренно делал все, чтобы не дать ей найти хоть что-то об отце Маркусе Стернсе. Но сегодня она собиралась вытрясти все, что могла. Отчаянные времена требовали отчаянных решений.

Она собиралась проводить расследование не в интернете.

Обычно библиотека открывалась рано, но она приехала еще до открытия. Как только ее впустили внутрь, Сюзанна с блокнотом и карандашами бросилась к исследовательским стендам. Она не проводила таких исследований уже несколько лет. Наверное, еще со средней школы, когда ее вместе с классом отправили на экскурсию в библиотеку, тогда она и узнала, как правильно искать нужную информацию в толстенных зеленых томах, как правильно записывать имя, дату и номера необходимых изданий. Пока что у Сюзанны было не так много данных. Все, что ей удалось почерпнуть из онлайн исследований так это то, что отец Маркус Стернс работал в Пресвятом Сердце почти двадцать лет, исключительно в одном приходе. Также, по всей видимости, Отец Стернс выступал в качестве духовника для соседнего прихода сестер-бенедиктинцев. Одна из них вела свой блог и там отметила, что очевидно отец Стернс родился в Нью-Хэмпшире, как и она сама. Предположение, что он окончил семинарию в возрасте двадцати восьми лет, означало, что ему примерно сорок семь или сорок восемь лет. Таким образом, Сюзанна знала его имя, приблизительный возраст и место рождения. Хоть что-то для начала.

К полудню, Сюзанна снова сдалась. В библиотеке не было практически ничего на Маркуса Стернса. После еще одного забега к полкам с периодикой девушка узнала, что существовал такой Маркус Стернс, ему было около сорока лет в 1963 году и жил он в Нью-Хэмпшире. По крайней мере, это было то же самое имя, но не возраст. Возможно, родственник, решила она, и продолжала копать.

К часу Сюзанна осознала, что напала на какой-то след.

Маркус Август Стернс, рожденный в Англии в 1920 году, был наследником барона. Он приплыл в Новую Англию, тогда ему было около тридцати лет, и использовал свой титул, чтобы жениться на необычайно богатой наследнице. Невеста, Дейзи, как и полагалось девушке, зачитывающейся любовными романами Эдит Уортон, вышла за барона, несмотря на то, что его титул был единственным, что он мог предложить. Спустя год в браке Дейзи родила дочь, Элизабет Беннетт Стернс. Как оказалось, она была не только поклонницей Эдит Уортон, но и Джейн Остин, отметила Сюзанна. И еще меньше чем через год, с восторгом обнаружила девушка, родился сын, Маркус Леннокс Стернс. Далее след исчезал. Казалось, Маркуса-младшего вообще не существовало. Ни школьных отметок, ни записей в колледже, вообще никаких упоминаний.