Альментьев улыбнулся:

– Скажешь такое - купаться! Только если дальше, чем по пояс в воду не заходить. И чтобы кто-то с бластером на берегу дежурил.

– Что-то опасное водится?

– Очень опасное, - егерь развернулся и направился к входу.

Клер поёжилась. Должно быть, недаром он всегда с собой оружие таскает. Но иногда и бластер бывает бесполезным. Она поспешила следом.

– Послушай! Думаю, как вести себя с обитателями озера, ты знаешь. Но с теми, кто сегодня поселится в куполе, тоже будь осторожен.

– Ты о чём?
– Альментьев с недоумением оглянулся на неё.

– Гилл не отдаст тебе Моник. И она бывает непредсказуемой.

– Я не понимаю...
– он быстро отвёл глаза.

"Да ты и врать-то не умеешь!" - кольнула в сердце Клер жалость. Может быть, стоит рассказать о видеокамере? Найти и выдрать к чёрту, пока не поздно. Перед глазами опять всплыла виденная ночью сцена. Нет, камера - это её тайна. Никто о ней не узнает, кому придёт в голову торчать ночью в центре управления? Или просматривать записи всех подряд камер наблюдения? Не Нате, во всяком случае. У неё и так работы будет выше крыши. И у всех остальных. Если эксперимент пройдёт успешно, это будет не важно. А если нет - тем более.

Уайтакер оказался прав - никому не пришло в голову выставлять охрану возле технических тоннелей. Кажется, вообще никто не обратил внимания на бригаду обслуги в рабочих комбинезонах, свернувшую в боковой проулок Цветочного квартала. Нехитрый магнитный замок на приземистых воротцах Людмила открыла за полминуты. Увести из города дочь оказалось куда сложнее...

Иришу она застала дома. Та лежала у себя в комнате на тахте, глаза закрыты, обруч вилора на лбу - казалось, что спит. Если бы не подрагивающие в такт неслышно звучащей музыке пальцы на ноге.

– Ириш, нужно поговорить, - Людмила присела на край тахты, рядом с дочерью.
– Выключи музыку, пожалуйста.

– Я и так тебя слышу. Говори.

– Разговор серьёзный. Выключи.

Ирина недовольно скривилась. Открыла глаза.

– Ну?

– Мы уезжаем из города. Собирайся, быстро, нас ждут. Тебе придётся пожить в Озёрном у отца, пока не отменят военное положение.

Дочь помолчала, разглядывая её так, будто... будто она и не мать! Затем хмыкнула:

– Подумаешь, военное положение! Я никуда не собираюсь уезжать, мне и здесь хорошо.

– Ты что, не понимаешь? Здесь может стать опасно. В городе у власти мятежники...

– Никакие мы не мятежники!

– Вы?!

– Да!
– Ирина вскочила, бросилась к столу, выдернула из верхнего ящика уже знакомую Людмиле повязку.
– Вот, видела? Если тебе не нравится новая власть, можешь катиться в Озёрный! А я остаюсь здесь. Я уже не маленькая, сама о себе позабочусь.

Она демонстративно плюхнулась на кровать и снова нацепила обруч. Людмила постаралась сдержать накатывающее раздражение.

– Ты несовершеннолетняя, а я твоя мать, и отвечаю за тебя.

– Вспомнила!
– хмыкнула Ирина.
– А когда себе любовника заводила, не думала обо мне? Да, я понимаю, почему ты сбегаешь из города. Чтобы тебе никто не мешал жить с этим твоим...

– Тебе не нравится Люк?
– только и нашлась, что спросить Людмила.

– Мне? А какая разница, кто мне нравится?! Главное, что он нравится моей драгоценной мамочке! Ты же почти в два раза его старше, ты уже с отцом встречалась, когда он родился! А теперь ты с ним... Это правильно да?! Тебе что, взрослых мужчин в городе мало? Это же... это нечестно!

Людмила растерялась. Она не подумала, что девочка может быть влюблена в красавчика Люка Уайтакера, как десятки её сверстниц. И неожиданно оказалась в роли счастливой соперницы собственной дочери. Мерзко... Но уже ничего не исправить.

– Ириша, послушай. Я понимаю, о чём ты думаешь. Но поверь, ты ещё слишком юна, чтобы...

– Всё, разговор окончен! Можешь валить отсюда, - Ирина отвернулась, закрыла глаза.

С минуту Людмила сидела, молча разглядывая дочь. Она не знала, какие слова смогут убедить Иришу. Сказать правду она не могла. Никому пока не могла признаться в том, что на самом деле происходит. Потому не стала уговаривать. Сдёрнула с головы дочери обруч, схватила за плечи, заставляя подняться.

– Вставай! Ты летишь со мной в Озёрный. И это не обсуждается!

– Я не...

– Молчать! Я увезу тебя силой, поняла? Если потребуется, в бессознательном состоянии, поняла?

Ирина сжала губы, уставилась на мать, с шумом раздувая ноздри. С минуты длился их безмолвный поединок. И дочь отступила.

– Ладно, я подчиняюсь насилию. Но знай - теперь ты мне вообще не мать.

Площадка, на которую они спустились, вряд ли могла называться посадочной, а Моник явно не числилась в ассах пилотирования. Но Пол не ошибся, природная аккуратность компенсировала недостаток опыта, посадить машину она сумела. А там уж Мюррей сменил её за штурвалом. И когда разноцветные купола на склоне ушли назад, стремительно уменьшаясь, провозгласил, обернувшись к сидящим в салоне друзьям: