– Ты становишься прагматиком, школа портит тебя, – со скрытой усмешкой в голосе произнёс Воланд.

– Возможно, но идеалистом я никогда и не был, – пробежав ладонью по волосам, мальчик вновь взглянул на наставника.

– Уж это точно, – заметил Мессир. – Я приму твой совет. – И с этим покинул спальню.

Спустя два часа Гарри постучал в дверь покоев Мессира, держа на предплечье Смольного.

Позже, все собравшиеся за праздничным столом в нетерпении ждали появления Мессира и хозяина поместья. Они задерживались, хотя это было для них несвойственно. И вот золоченые белые двери вздрогнули и распахнулись, пламя свечей вспыхнуло ярче – в столовую вошли они: наставник и его подопечный, свет и тень, мудрость и юность, вечность и мгновение.

– Вы, верно, уже заждались нас, – произнёс Гарри, почтенно пропуская Воланда вперед, – прошу нас за это простить. Дела, дела.

– Это ж какие такие дела? Мы всё ждем тебя, ждем, а ты будто и забыл про нас! Даже словечком с нами не обмолвился! – обиженно возмутился Бегемот.

– Самые что ни на есть безотлагательные, – чуть улыбнувшись, ответил мальчик. – Но теперь, уверяю тебя, Бегемот, я в полном вашем распоряжении. И услышите вы от меня уж точно более, чем одно словечко.

За беседой о школе время пролетело очень быстро. Чай пили уже в малой гостиной перед жарко горевшим камином. Фагот и Бегемот то и дело отпускали колкие шуточки про учителей и учеников. Азазелло слушал внимательно, хоть и делал вид, будто созерцает тихо парящие снежинки. К ночи пошел снег, казалось, что настоящая зима решила поселиться именно в поместье Блэквуд, ибо в остальной Англии было холодно, но не снежно. Гелла улыбалась и разливала всем горячий чай. Как ни странно, но Мессир тоже был в гостиной, хоть и не любил суеты и галдежа. Он, устроившись в дальнем кресле, о чем-то раздумывал. Так прошел не один час, луна давно господствовала в небе, когда среди взрывов смеха и хохота тихо, но от того не менее четко, прозвучали слова Мессира:

– Поздно уже. Заканчивайте.

– Да, Мессир, – тут же отозвался в миг ставший серьёзным Фагот и вместе с Бегемотом покинул гостиную.

Гелла исчезла за дверью следом за Клетчатым и котом. Азазелло пожелав Мессиру и Гарри спокойной ночи, растворился в тени портьер.

– Доброй ночи, Мессир, – произнёс Гарри, поднимаясь с кресла.

– Уж лучше лунной, – отозвался Воланд, – в такие ночи мне лучше думается. А ты Гарри не спеши. Сядь.

– Да, Мессир, – мальчик сел в соседнее с мужчиной кресло и одним движение руки убавил в комнате свет. Полумрак казался ему уютнее, да и Мессир любил его больше.

– Смольный вернулся, – раздался в тишине голос Воланда.

– Профессор прислал ответ? Он согласился?

– Письмо пришло час назад. Он дал своё согласие, потому вышли ему координаты поместья, а у ворот его встретят.

– Как пожелаете, Мессир. Я же говорил, он не устоит, – довольная улыбка молнией вспыхнула и погасла на устах мальчика. – Что вас волнует в нём, наставник? – Уже серьёзно, но с каплей любопытства в голосе спросил Гарри.

– Волнует? О чем ты? – Воланд взглянул на мальчика, удивленный его вопросом.

– Вы редко желаете видеть смертного до его времени … лично. Здесь же желаете знать моего мнения и видеть профессора столь скоро. В нём есть что-то, что беспокоит вас, или, скорее, что-то, любопытное вам? – Гарри, обернувшись к мужчине, не смотрел ему в глаза, лишь изредка бросал быстрые взгляды, пытаясь угадать чувства наставника и увидеть в его необычных глазах подтверждение своей правоте. – Да и Азазелло, мелькавший рядом с ним, последнее время с изрядной частотой, лишнее тому доказательство, – невинно заметил Гарри, бросая эту фразу как последний аргумент.

– Ха-ха-ха… – рассмеялся мужчина, чем очень удивил мальчика, который резко подняв голову, смотрел на него. – Ну плут, ну хитрец… а как обставил-то, будто сама невинность! И нечего, нечего такие глазки делать. Голову склонил, глаза долу. «Я ничего не знаю, только думаю». Правильно ты всё понял, и не веди себя, как слуга! Не был им и не будешь. Но и равным не станешь.

– И мечтать о том недостоин, но и то, что имею, ценю превыше всякого, наставник. И в делах моих, и в словах доказательства того повсечасно. – Последние слова Мессира были очень серьёзными, а потому Гарри отвечал с почтением, то, что лежало на сердце. Он очень ценил своё место рядом с этим мужчиной и стремился быть не равным, а рядом. Столько, сколько это возможно. – Но любопытство снедает меня, в чем ваш интерес к профессору?

– А сам как думаешь? Тебе самому он не любопытен?

– Любопытен, но я вашей мудростью не обладаю, и вижу не многое, вы же читаете души. А, стало быть, и видите его другим.

– Твоя правда. Он иной. Не такой, как другие маги, и тем интересен мне. Хочу знать, сможет ли он тебе быть опорой и советником. Я не всегда смогу быть с тобой рядом. Работы и у меня хватает, не мне тебе о том рассказывать. А в этом мире тебе нужен человек, что сможет помочь тебе да от бед оградить и делом, и советом. Потому и хочу твоего Снейпа лично повидать, чести для него больно много, но, надеюсь, он её оправдает.

– Я понимаю, Мессир. Думаю, что он той чести будет достоин, уж больно он привык ходить по грани. Это даже мне было видно. Так чем могу быть полезен?

– А вот это, я думаю, ты мне сейчас и скажешь. На вот, прочти, – мужчина протянул Гарри письмо.

«Доброй ночи, господин Воланд.

Благодарность вашу принимаю с почтением, хотя моих заслуг в том не много. Оуэну с легкостью удается то, что другим приходится учить часами. Но в том, полагаю, Ваша заслуга, не моя.

Касаемо Вашего предложения, я с радостью приму его и буду рад провести вечер в Вашей компании. Прошу лишь выслать координаты поместья или указать иной способ посетить вас.