Все в Ньюкасле были рады снова видеть молодую пару. За исключением, возможно, дяди Лофорда, который видеть их не собирался. Единственное место, где они могли бы встретиться, была церковь. Но по утрам в воскресенье Ирма и Ланни собирались играть в гольф или теннис, невзирая на строгие предписания деда. А мог ли он на них повлиять? Видимо, он мог бы это сделать, если бы они обратились к медиуму! Ланни заметил: «Я бы хотел попытаться провести эксперимент и проспать одну ночь в его постели и посмотреть, получу ли я от него выговор». Ирма сказала: «Ах, какая ужасная мысль!» Она наполовину поверила в духов. Тонкости о подсознании не произвели на нее никакого впечатления, потому что она не была уверена, что у неё оно было.

Наступило время автомобильных прогулок. Они проехали в штат Мэн, а затем в Адирондак. Очень много людей хотели их видеть. Весёлых и ярких молодых старых друзей Ирмы. Они привыкли к эксцентричности её мужа, и если он хочет бренчать на пианино, пока они играли в бридж, все в порядке, они закрывали двери между ними. Он больше не озвучивал либеральных мыслей, как раньше, и они решили, что он стал разумным. Они играли в разные игры, катались на автомобилях, на яхтах и плавали, немного флиртовали, а некоторые пары перессорились, некоторые меняли партнеров, как в старинных сельских танцах. Но все они соглашались, что тревожиться и обременять себя делами — удел старшего поколения. «Мне наплевать», — означало, что я не буду или «Пусть Джордж это сделает», — вот такие были выражения. Обладание большими деньгами было обязательной добродетелью, а необходимость работать — немыслимым бедствием. «О, Ланни», — заявила Ирма, после визита, где ультра модный драматург развлекал её блестящими разговорами, — «О, Ланни, ты не думаешь, что мог бы здесь уделять, по крайней мере, часть своего времени?»

Она хотела добавить: «Теперь, когда ты стал более разумным». Она на самом деле не думала, что он изменил свои политические убеждения, но ей было так много приятнее, когда он воздерживался выражать их вслух, и если он будет продолжать так достаточно долго, то это может стать привычкой. Когда они были в Нью-Йорке, он не посещал школу социальных наук, или эти летние лагеря, где роились шумные и в основном еврейские рабочие. Он боялся, что эти «товарищи», возможно, узнали, что было опубликовано о нем в нацистских газетах. А также, что нацистские агенты в Нью-Йорке могут сообщить о нём Герингу. Он оставался с женой, а она делала все, что может сделать женщина для мужчины.

Так продолжалось почти в течение месяца, пока однажды утром в Шор Эйкрс, когда они готовились к поездке на Тысячу островов, Ланни не позвали к телефону. Ему передали телеграмму из Канн, подписанную Ганси, текст гласил: «Получено письмо без подписи с почтовом штемпелем Берлина текст Фредди ист ин Дахау».

Их вещи были упакованы и уложены в машину, и у особняка их ждал автомобиль. Ирма пудрила нос, а Ланни стоял перед ней с хмурым выражением лица и мыслями: «Дорогая, я не вижу, как я смогу вынести эту поездку».

Она хорошо его знала после четырех лет замужества и старалась не показать своей досады. — Что же ты хочешь сделать?

— Я хочу придумать, как помочь Фредди.

— Ты думаешь, что это письмо от Хьюго?

— У меня была ясная договорённость с ним, что он должен упомянуть имя Бёклина. Я думаю, что письмо должно быть от одного из товарищей Фредди, которые знали, что мы помогли Йоханнесу. Или, возможно, то того, кто вышел из Дахау.

— Ты не думаешь, что это может быть мистификацией?

— Кто бы стал разоряться на почтовую марку, чтобы нас мистифицировать?

Она не могла придумать ответ. — Ты все еще убежден, что Фредди является пленником Геринга?

— Конечно, если он в концлагере, Геринг знает, что он там. И он знал об этом, когда Фуртвэнглер говорил мне, что не мог найти его. Его специально поместили подальше от Берлина, чтобы нам труднее было его отыскать.

— И как ты думаешь получить его от Геринга, если тот не захочет его отпустить?

— Я думаю, что придется обдумать тысячу вещей, прежде чем мы сможем выбрать лучший курс действий.

— Это ужасно опасная задача, Ланни.

— Знаю, дорогая, но, что еще мы можем сделать? Мы не можем услаждать себя, развлекаться и отказаться думать о нашем друге. Дахау ужасное место. Я сомневаюсь, есть ли ещё такое ужасное место в мире сегодня, если это не какой-нибудь другой из нацистских лагерей. Это старые полуразрушенные бараки, совершенно непригодные для жилья, и в них собрано две или три тысячи человек. И их там держат не просто пленниками. Мне лично Геринг рассказывал, что там уничтожают их тело, ум и душу, применяя современную науку. Они самые лучшие умы и самые светлые личности Германии, их собираются сломать, чтобы они никогда не смогли сделать что-нибудь против нацистского режима.

— Ты действительно веришь в это, Ланни?

— Я уверен в этом. Я изучал Гитлера и его движение в течение двенадцати лет, и я действительно знаю кое-что о нем.

— Там так много лжи, Ланни. Люди идут в политику, и они ненавидят своих врагов и преувеличивают и выдумывают о них всякое.

— Не я выдумал Mein Kampf, коричневорубашечников, убийства, которые они совершают каждую ночь. Они врываются в дома людей, бьют их или стреляют в постелях на глазах их жен и детей, или забирают их в свои казармы и избивают там до бесчувствия.