— Это твой конец, Василиса. Оставь мир в покое. Мир покоится на нас — оставь нас в покое. Оставь, оставь это.

«Однажды тебя позовет высшее — не сопротивляйся. Отдайся этому, плыви по течению, это не смерть. Это высшее — не говори „нет“. Расслабься, открой глаза, принимай все легко. Это только высшее, ничего другого. Только оно. Только облик его, он другой. Это очень просто».

— Вы со мной? Вы здесь? Вы там? Вы есть?

— Мы остаемся.

— О горе ВСЕМУ.

Василиса ЗАКОЛОЛАСЬ.

1988

За окном клубилась пыль, которую, наверное, вздыбила какая нибудь большая машина; Алексей Магомет спал на раскладушке, уткнувшись подбородком в свое плечо.

— Вставай, придурок, я ухожу, у меня дела, десять часов!.. — раздался наглый и недовольный всем его окружающим голос хозяина квартиры, в которой Алексей провел ночь.

Он открыл глаза и безмятежно уставился на человека, стоящего подле него.

— А… в чем, собственно, дело? Ты обиделся? Что-то было не так?

Хозяин смягчился.

— Да нет, все было нормально… нормально… нормально… — Тут он опять взорвался: — Но сейчас я немедленно ухожу, и ты тоже!!

— Замечательно, — совершенно спокойно произнес Алексей и сразу же вскочил с раскладушки, весело улыбнувшись и хитро подмигивая. Он был одет в чистые голубые джинсы и белый свитер. — Ну, конечно же, я ухожу. Вот только кофе…

— Никакого кофе! — нетерпеливо буркнул хозяин. — Алеша, все хорошо, но я очень спешу.

— Понял! — с обезоруживающей четкостью сказал Магомет и уставился на японские наручные часы, лежащие на столике рядом с раскладушкой.

Хозяин немедленно надел часы.

Через сорок минут Алексей Магомет стоял в кафе вместе с Сашей Донбассом и пил пиво из большой кружки.

— Представляешь, прикол, — говорил Донбасс, — у меня отчима посадили… Дали три года!

— За что?

— Он два года назад ехал в поезде и по пьяни проткнул столовым ножичком какого-то грузина… Хрясь его в бочину! Гы-гы!..

— Насмерть? — Магомет с нескрываемым наслаждением затянулся сигаретой «Кент».

— Да что ты!.. Так… ничего серьезного. Все равно: «злостное хулиганство». Сидит.

— А, — сказал Алексей.

— Пора деньги делать, — заявил Донбасс. — День-то какой замечательный! Пойдем?..

Они вышли из кафе, симпатичные и молодые. Стояла ранняя весна, вовсю светило солнце на безоблачном голубом небе, и было совсем тепло; и хотелось сидеть в кресле посреди улицы, курить сигару и безучастно смотреть на развернутый вокруг фон жизни, в котором люди передвигались с места на место, сменяемые другими людьми, и все были совершенно одинаковыми, поскольку ни один из них не был мной. Рука нищего застыла в протянутом жесте, милиционер был непоколебим, как вековой дуб, прыгающие на тротуаре девчонки противно ржали — все было чудесно и восхитительно, словно бытие возникло только что.

Саша и Алексей не спеша шли среди прохожих, внимательно их оглядывая, но старались это делать максимально незаметно, как истинные шпионы, выполняющие опасную операцию, настолько же секретную, словно тайна любовной жизни молодой жены какого-нибудь пожилого миллионера в маразме.

Наконец, оглядев двух медленно идущих холеных гладко выбритых людей лет сорока в широких — зеленом и бордовом — пальто, Магомет шепнул Донбассу: «Беру» и тут же направился к ним. Донбасс пошел следом, сотворяя на своем лице некое растерянное, как бы ничего не понимающее в нынешнем миге и месте мира выражение.

— Простите, пожалуйста, вы — москвичи? — коверкая речь под прибалтийский акцент, спросил Алексей, приблизившись к выбранным им людям.

Те остановились, бегло осмотрели Магомета, бросив взор на вставшего за ним Донбасса, потом один из них, словно не уразумев цель вопроса, недоуменно ответил:

— Да…

— Мы с Альгисом из Таллина, — напористо, но вежливо сообщил Алексей. — Альгис!..

Донбасс немедленно отозвался, произнеся набор эстонских слов, смысл которых он сам не понимал.