— Я стараюсь! Но у меня не получается! Я и воздух-то почувствовал два дня назад. Но сродниться с ним? Тебе не кажется, что ты слишком многого от меня требуешь?

— Да, времени и вправду маловато, — Кваетус потёр подбородок. – Ну, суть ты уловил, а остальное только от тренировок зависит. Кстати, я тебе немного литературы подобрал, будешь просвещаться на досуге.

Я вздрогнул. За последние несколько дней я прочитал столько книг и старинных свитков, что от вида бумаг меня начинало подташнивать.

Также меня дико раздражало, что призрак как-то безоговорочно принял Гвен за мою женщину и не обращал внимания ни на какие наши объяснения.

Да и сама Гвен. Вот что за странная и опасная привычка хватать все непонятные предметы, подозревая, что часть из них может оказаться артефактами? И нам ещё повезло, что часть артефактов были разряжены, а другая часть несла в себе бессмысленные, но неопасные функции, как тот гребень, которым Гвен решила расчесать свои короткие кудряшки. Сейчас у неё волосы ниже лопаток, и мне приходится заплетать ей косу каждое утро, потому что сама она заплетать собственные волосы не умеет, они всегда были у неё короткими. Я же умею плести только боевую косу, а она невероятно сложная. У меня иногда мелькала мысль пошутить и вплести ей в косу лезвия, чтобы хоть как-то оправдать потраченный час, который приходилось тратить непонятно на что из-за глупости этой девицы. Артефактная сущность гребня заключалась в том, что волосы нельзя было состричь — они сразу же отрастали до той же длины.

Вроде больше ничего как-то отразившегося на нас с Гвен не произошло, но я уже ни в чём не уверен. Она вполне могла утаить от меня что-нибудь, что случилось с ней в тот момент, когда ни я, ни Кваетус не видели, чем она занимается. Но так как у Гвен вроде как не выросло хвоста и дополнительных конечностей, значит, она больше ни во что не вляпалась. Я, по крайней мере, надеюсь на это.

— Ну, и чего сидим, ждем первую звезду? Тренироваться кто будет – Пушкин?

— Кто такой Пушкин? – спросил я, поднимаясь со ступеней и беря меч наизготовку.

— Да был такой, дуэлянт и бабник, стишки ещё между играми и шатанием по бабам писал, про то, как тискал девок в садах Петергофа.

— Лермонтов, про девок в садах – это Лермонтов, а Пушкин всё больше про анчар, — Гвен подъехала ближе и, наклонив голову набок, внимательно наблюдала за нами.

— Мне эти имена всё равно ни о чём не говорят, — я направил острие меча на одиноко стоящее деревце в центре двора.

Сосредоточившись, я попытался настроиться на воздух и внезапно я впервые ощутил его. Я ощутил ветер, лениво перебирающий гривы наших лошадей, но почувствовавший мысленный призыв брата – меня, весело вплёлся в структуру острой игрушки брата. Поиграем, братишка? Нужно только стать хлыстом, стать плетью, — да, вот так, — структура заклятия хлыста определила точки привязки. Уплотнившийся воздух рванулся по острию клинка и попытался сорваться в полет, я успел перехватить его за самый кончик и ударил, имитируя удар хлыстом. Свист кнута — и ветвь отделилась от ствола и упала на маленький пятачок земли, из которого росло дерево.

— Ну, наконец хоть какой-то сдвиг… или ты хотел запустить вихрь, а получился хлыст? Ты не стесняйся, расскажи, здесь все свои, — кажется, я понял наконец, за что его в призраки определили. То, что Кваетус что-то украл – это так, ерунда, его наказали за его язык и мерзкую манеру разговаривать. Даже находясь в виде призрака, он был способен до такой степени действовать на нервы, что впервые я почувствовал нестерпимое желание стать магом смерти, чтобы иметь возможность хоть как-то ответить ему.

Гвен, увидев, что я остановился, слегка натянула узду и сделала ещё один круг по двору, на этот раз послав свою кобылку медленной рысью. Хорошо, что она уже не боялась лошадь так панически, как в первые дни. Вообще, эту лошадь, на редкость спокойную, я выбирал именно с той целью, что ей достанется настолько неопытный наездник. Лошадка была настолько флегматичной, что абсолютно не обращала никакого внимания ни на меня с моим ветром, ни на Кваетуса. Похоже, ей было на все наплевать, кроме вкусного овса, которым её кормили.

Призрак опять парил возле меня и что-то мне доказывал, быстро жестикулируя при этом. Я просто отключил слух, чтобы не слышать его бубнёж, прерываемый зачастую нецензурной лексикой. Я начал слушать только тогда, когда Гвен подъехала к нам и обратилась к Кваетусу. Их пикировки обычно очень расширяли мой кругозор.

— Ну что ты к парню привязался? Он вообще молодец — такой прогресс за такой короткий срок! Сейчас только практика ему нужна, и поменьше твоего громогласного влияния. Ты бы лучше показал нашему рыцарю что-нибудь полезное из общей магии: ну там, как суп из топора сварить или такое очень важное для нас заклинание, учитывая то, что рыцарь у нас травмоопасный, как исцеление накладывать.

— А он чё, не умеет, что ли? Это же элементарно и неинтересно, — махнул рукой призрак.

— Так ты что, козёл, Артуру даже основ не дал? Ты, хмырь зеленый, сразу начал его боевой магии учить, тогда как он только пару недель назад вообще узнал, что магом является?

— Этого быть не может, глупая ты курица! Как он вообще смог в таком случае воздух почувствовать?

— Это я у тебя должна спросить! Мы завтра уезжаем, потому что без еды сможем не больше пары дней протянуть, а вот овёс весь уже почти закончился, и лошадкам не объяснишь, что ты, урод, чему попало Артура учил! Как его теперь переучивать?