А потому, когда меня внезапно дернули за кудряшку, традиционно выскочившую из пучка, я от неожиданности взвизгнула, да и врезала подкравшемуся справочником, как будто самостоятельно скакнувшим в руки.

И лишь потом сообразила, кому врезала! На кого я, стажер Нинон Аттария, приличная девушка из хорошей семьи, подняла руку. Книгу… От потрясения я даже потеряла равновесие, и стул со стуком приземлился на все четыре ножки. О боги! Это же не мальчишка-однокурсник, это прима-мастер! Мой начальник! Он меня убьет… Или еще хуже – уволит!

С подступающими ужасом и паникой я посмотрела на Макса.

– Мастер Шантей, простите! Я задумалась, и оно само собой вышло, извините, пожалуйста, вам не очень больно? О боги, простите, я нечаянно! – перепуганной скороговоркой частила я.

У него на лице было написано изумление и… веселье? Постойте, а где же оскорбленное достоинство? Где гнев и возмущение? Где задетая гордость, в конце концов?!

И в тот миг, когда я уже поверила, что все обойдется, что моя выходка, случившаяся исключительно от неожиданности и с перепугу, обойдется без последствий, этот кошмарный человек изрек:

– Стажер Аттария! Вы наказаны!

Что-о-о?!

Не обращая внимания на мою вытянувшуюся физиономию, мастер продолжил:

– За покушение на своего непосредственного руководителя вы приговариваетесь к уборке!

Нет! Нет-нет-нет, только не это! Он сейчас заставит меня убирать, а потом сам же живьем и съест за то, что его драгоценное барахло лежит не так, как он его бросал!

И… и я же не виновата!

– Да вы же первый начали! – неожиданно для самой себя взвилась я. – Вы меня опять за волосы дернули! И испугали! Я случайно отмахнулась! Потому что испугалась! И я же наказана? Это несправедливо!

Мое возмущение так и осталось без ответа – мастер, выслушавший пламенную речь с каменной физиономией, по окончании ее просто указал на приткнувшийся в углу мастерской узкий шкафчик для хозяйственных принадлежностей. Я сдулась и побрела в указанном направлении.

– Ваш фронт работ! – возвестил человек, которого я по скудоумию своему еще сегодня ценила и уважала и которым имела глупость восхищаться. – Разобрать завал на письменном столе, рассортировать все обнаруженные там бумаги, вымыть полы!

Мастер призадумался и, когда я уже почти поверила, что отделаюсь малой кровью, закончил:

– И вымойте окно! А то злые языки утверждают, что пылеотторгающие руны уже не справляются…

После чего он круто развернулся и вышел, насвистывая и аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я оглядела фронт работ. Вымыть полы – это ерунда! Полы здесь и Макс порой моет. Сама видела, как он, скинув свой роскошный пиджачок и не жалея модных туфель, орудует шваброй. С крайне деловитым выражением лица! Так с ходу и не скажешь, что представитель одной из старейших семей города. Письменный стол разобрать – уже сложнее. Обширный, заваленный… Да чем только не заваленный! Я ощутила огромное искушение спихнуть все это в огнеплюющее мусорное ведро, не разглядывая, а потом соврать, что ничего ценного на столе не было. Не без сожаления, но от этой мысли я все же отказалась – так небось Макс и сам убирать умеет! И раз до сих пор этого нехитрого действа не совершил, значит, там на самом деле имеется что-то важное… Может быть!

И вишенкой на торте моего несправедливого наказания – окно! Огромное панорамное окно, поделенное свинцовым переплетом на небольшие квадраты. Заросшее пылью так, будто его со дня установки ни разу не касалась тряпка мойщика стекол. А впрочем, возможно, и впрямь не касалась!

Я еще раз обвела взглядом место своей персональной каторги и почувствовала себя очень-очень несчастной. Такой несчастной я чувствовала себя лишь раз, когда на очередном семейном обеде мама завела речь о том, что, может, мне и не нужно ехать ни в какую школу, а выйти все же замуж и жить себе спокойно по соседству с родителями… Ну уж нет! Я вскинула голову и с прищуром посмотрела на вверенный моим заботам бардак. Не сдалась тогда – не сдамся и сейчас!

Начну, пожалуй, со стола, а окно и полы – на потом. Хотя… Раз уж я все равно сослана на эту каторгу, надо будет и паутину обмести, а то так вроде в глаза не бросается, а стоит приглядеться – и сразу видно, что у нас по всем углам это пыльное кружево развешено!

Спохватившись, мысленно одернула себя: не у «нас», а у мастера Шантея! И приступила к труду, утешая себя мыслью, что он, по слухам, облагораживает.

В первую очередь нужно было разобрать все бумаги. Каждую я бегло просматривала и сортировала: счета отправлялись в одну стопку, сметная и проектная документация – в другую, рабочая документация по изделиям вроде чертежей, эскизов и предварительных расчетов – в третью. Всевозможные разномастные обрывки, клочки и прочие сомнительные бумажки складировались в аккуратную кучку. Не хватало еще, чтобы прима-мастер, недосчитавшись каких-нибудь гениальных расчетов, приковал меня чугунными цепями к сим галерам! Или в жабу превратил. А что? С него станется – сам-то он в змею регулярно превращается, да такую отменную, хоть яд для нужд градской лечебницы сцеживай!

Мысленно бурча на Макса подобным образом, я бодро шевелила руками. Гора хлама на столе уже ощутимо уменьшилась, когда я вдруг зацепилась взглядом за описание артефакта определения истины.

Мужской перстень, платина 950-й пробы, гладкий ободок, ширина, диаметр, вес… Одиночный восьмикаратный сапфир цвета индиго, клиньевая огранка «овал». Так. Что-то мне в этом описании чудится до боли знакомое! Я призадумалась, припоминая первую беседу с Кайстен. Поворошила бумаги. На столе их осталось не так чтоб много, и ничего, способного прояснить ситуацию, не было. Я временно отложила свою находку. Сперва закончу с уборкой стола!