Стало очень тихо.

Лишь шумели сосны и лиственные деревья, почти голые.

Я перенёс девочку и пакет с вещами на второй этаж, положил на диван.

Гостиная, спальня, туалет с ванной.

Окна выходят на задний двор. На окнах фигурные решётки. Дверь с наружным засовом. Убежать не сможет.

Её звали Маргарита. В семье к ней обращались короче — Ри.

Юная кожа тепла. Сердце бьётся ровно. Дыхания почти не слышно.

Я закрыл дверь на засов и спустился на кухню. Обеденное время давно прошло, до ужина далеко. Но я сварил какао. Я знал, что она любит какао.

Вошёл с подносом. Ри ещё спала. Я тронул за плечо.

Она сразу очнулась. Подняв голову, осмотрелась. Встала, моргая.

Светлые волосы, коротко стриженые, милое личико, серые глаза, розовые губки, никакой подростковой угловатости, всё гармонично. Очаровательный ребёнок.

— Это похищение? — спросила девочка первым делом.

Глаза круглые, блестящие.

Не заметно последствий от снотворного. Будто не было ничего.

Я молча кивнул.

Ри замерла от восторга. Она сияла, как медный таз:

— Круто!.. Мою фотку покажут в телике?

— Наверняка.

— Девчонки от зависти умрут! В нашем классе не похищали никого!

Переполняли эмоции, возбуждала необычная ситуация.

Она широко улыбалась. Готова со мной дружить.

У меня свело челюсти. Я чувствовал себя, как слон в подгузнике.

— Тут жарко, — сообщила озабоченно Ри. Сняла курточку, осталась в коротком зелёном свитерке и в джинсовой юбочке. Сзади, на филейной части, — крошечные, декоративные кармашки.

Бросив куртку на тахту, сев на краешек, начала допрос:

— Что, мы у вас дома?

— Нет.

— А где?

— Не имеет значения.

— Дети у вас есть?

— К счастью, нет.

— Почему? Вы не женаты?.. И не были?.. Чтобы она замолчала, я налил ей какао и распечатал кулёк с крендельками. Снотворное данного типа вызывает аппетит, как правило. Дай бог.

— Иди, поешь, — сказал я.

Ри переместилась к столу.

Принялась наворачивать какао с кренделем. Сыр и масло игнорировала.

Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не квакало.

Увы, дитя молчало недолго.

— Меня везли от мамы к отцу, — грустно поведало оно. — Мои родители в разводе. Хотите, я расскажу, как распалась наша семья?

— Не хочу.

— А вы послушайте!..

Отложила в сторону обгрызенный крендель.

Я приготовился к мучительной смерти. Но терпение истощилось скоро, после её фразы о многотрудной жизни ранимой девочки-подростка, чьё сердце просто разрывалось на части в ходе процесса. Когда Ри мне это говорила — на ресницах у неё блестели слёзы.

— Никакого развода не было, — довольно резко бросил я. — Не морочь голову.

Уже не сияла.

Нижнюю губу закусила. Нахохлилась. И гладкий лобик наморщила:

— Да? Почему вы так думаете?

— Потому что знаю всё о твоей семье. Тебя везли после каникул назад, в частную школу. Приврать ты любишь.

Ри вскочила, будто ошпаренная, забыв о какао.

Хотя была ниже почти на полметра, смотрела на меня с презрением, снизу вверх:

— Что, не повезло в жизни?.. — Она попыталась цинично усмехнуться. — Как мелко, фи!.. Забрал сотовый!..

Не получив заметной реакции, воскликнула тонким противным голоском:

— И хватит пялиться на мои ноги!..

Эту фразу явно где-то слышала и включила про запас в свой арсенал, чтобы использовать при случае. Вот и случай.

— Подрасти сначала, — фыркнул я.

— Что?!

Она задохнулась. Хотела немедленно лишить своего общества, шарахнуть дверью. Споткнулась о порог спальни. Ойкнула. Полетела вверх тормашками.

— С приземлением, — сказал я мстительно.

Затем покинул комнату, оставив Ри сидеть на полу в растрёпанных чувствах.

Нашлепать её, поставить в угол, лишить сладкого.

Есть более строгие меры?

Я подошёл к зеркалу. Увидел там лицо, которое показалось знакомым.

Да, мы где-то встречались.

Эти глаза бродячей собаки… Эти седые виски… Эти круги под глазами.

Надо выйти, подышать.

Заперев дверь на засов, накинул куртку и спустился по ступенькам. Обогнул дом. Ключом отомкнул калитку в гуще елей, вышел за пределы усадьбы. Дорогу преграждали деревья, кустарник. Я продрался. Направился к морю.