Пришёл в себя под капельницей. Тут врач и представитель нашего посольства. Он за отправку меня в Москву, а врач-индиец говорит, что нужно ещё лечение, можете не довезти его, он в тяжёлом состоянии. Эта одиночка обходится в 150 долларов за ночь.

— Понятно, что тебя посольские спешили спровадить.

— Через день меня выписывают, дают лекарства, а чего не хватает, я, мол, куплю в Москве. Черта с два найдешь их в Москве! Авиарейс задержали почему-то на двое суток и нас поселили в пятизвездочном отеле. Впервые я попал в такой отель.

— Но ты же был больной.

— Меня прямо из больницы привезли туда. Я уже начал вставать. В холле небо звездное. Я думал, крыши нет, так здорово сделано. Кухня европейская, азиатская, восточная — чего хочешь, только русской нет. Всё неограничено. Пожили там и благополучно прилетели в Москву.

— И болезнь прошла? Никаких последствий?

— Никаких.

— Тебе повезло. Когда я бывал в Индокитае, там в гостиницах обязательно стоял большой бидон с кипяченой водой. Если почистишь зубы или даже умоешься из-под крана, то сразу схватишь такую заразу, что век от нее не избавишься.

Красная палатка

После окончания летнего сезона, где-то в конце августа... позвонил мне Михаил Иванович Ануфриков и говорит: «Володя, ты знаешь, есть возможность поехать в Арктику». Я спросил, сколько это будет стоить. Он отвечает, что повезут бесплатно, а может быть, и заплатят что-то. Оказывается, речь шла о съёмке советско-итальянского фильма «Красная палатка». Об экспедиции Нобеля. Потребовался альпинист для работы на льду. Натурные съемки в районе Земли Франца-Иосифа.

Естественно, я сразу согласился. В тот же день поехал на киностудию и встретился с директором картины Мароном. Он русский еврей. Воевал, от контузии заикается. Мужик боевой. Объяснил мне, что я буду отвечать за безопасность при съёмках на льду. Вроде я специалист, хотя не имел ни малейшего представления ни о паковых льдах ни о морских, тем более арктических.

Под моим льдом воды не было, это совсем другой лёд.

Пришёл, сказал ребятам, что еду в Арктику, они меня чуть не убили. Только о себе думаешь?! А команда?! Тогда я вновь пошёл к Марону: «Вы знаете, я подумал и решил, что один не справлюсь с задачей». Он сразу: «Что хочешь?». — «Мне нужно ещё людей взять. Страховка, дублирование». — «Сколько?» — «Десять». — «Оформляй шесть». Вот такой разговор у нас произошёл. Ну, я взял своих друзей — Володю Безлюдного, Аркадия Мартыновского, Вадима Кочнева, Володю Кулагу, Борю Левина.

Но главное, там был Визбор. Юра ехал как актёр, играл роль врача Бегуоника. Думаю, он и навёл на нас киношников.

Ушли в Арктику. Запомнилось Баренцево море, оно никогда спокойным не бывает. Штормило так, что половина команды на вахту не выходила. Начались съёмки. Даже я играл итальянского офицера.

У меня фотография есть, потом найдём. Эпизод такой: арестовали Нобеля, он сидит под домашним арестом в каюте. А у каюты стоит часовой и подслушивает, какие Нобель ведет с кем-то разговоры. Проходит офицер, выговаривает этому матросу и даёт ему пощёчину за то, что тот подслушивает.

Несколько раз я дал человеку пощёчину, а мне говорят, так не бьют, нужно, как следует. Ну, я и вмазал, да так, что он чуть ли в нокаут не ушел. В роли часового стоял матрос. «Извини, друг, — говорю, — такое кино».

— У вас там как будто два ледокола было.

— Второй «Красин» потом подошел. Такой интересный случай был, сидит белый медведь и плачет. За голову держится и раскачивается из стороны в сторону. Зову Аккуратова Валентина Ивановича, главного штурмана полярной авиации. Человек-легенда. Он ещё с папанинцами работал. Кричу; «Валентин Иванович, смотрите, медведь плачет». А он отвечает, что медведь рыбу ловит, а не плачет. Представляешь, закрыл лапой чёрный нос и высматривает рыбу.

— А ледокол идёт мимо него?

— Мы идём, а он на льдине сидит. На нас ноль внимания, занимается рыбалкой. Это был один из первых белых медведей, которых я видел. Потом их стало очень много.

Остановились, первая съемочная площадка. Калатозов был главным режиссером фильма. Марон кричит: «Кавуненко, спасателей-альпинистов на лёд!» Выхожу на лёд, а он аж прогибается.

— Как прогибается?! Там же толщина.

— Понятия не имею, он как эластичный. Не то что прогибается, а как-то ходит. Даю команду: «Можно!». Спускается на лёд съемочная группа. Ну, ты представляешь, что такое съёмочная группа. Человек 50 народа и аппаратура — хлопушки, лягушки, камеры и всё остальное хозяйство. Готовят артистов, первая съёмка, для меня всё ново.

Очень скоро я понял, что в съёмочной группе жесткое разделение: режиссер, богема, артисты, обслуга. Не друзья-товарищи, а даже наоборот, каждый должен знать своё место и не высовываться. Ну и пошла работа, которая продолжалась несколько месяцев.

У нас, альпинистов, своя каюта, называется она «твиндек». Мы её прозвали «свин дек». Она в самом низу, мягко говоря, не из самых благоустроенных, там даже иллюминатора не было. Мы вроде бы инородное тело в кругу артистов и киношников. Но люди мы независимые. Со всеми одинаково хорошие отношения, на их иерархию нам наплевать.