эскадренный броненосец "Гангут" (1888-1894) - отдельный тип;

эскадренный броненосец "Наварин" (1889-1895) - отдельный тип;

эскадренный броненосец "Три Святителя" (1891-1895) - отдельный тип;

эскадренный броненосец "Сисой Великий" (1891-1896) - отдельный тип.

Лишь формально однотипными были и последующие серии броненосцев типа "Петропавловск", "Пересвет" и "Бородино", различий (и существенных) внутри серии между ними хватало. Плюс опять же единичные-заграничные "Цесаревич", "Ретвизан", "Аскольд", "Варяг", "Богатырь", "Светлана", "Новик", "Боярин". Однотипными в полной или практически полной мере могли считаться лишь три крейсера типа "Олег" отечественной постройки, три типа "Диана" и два типа "Изумруд", да и миноносцы были преимущественно серийными.

Вам не кажется, глядя на все это, что термин "флот образцов" к российскому флоту, созданному в бытность генерал-адмиралом великого князя Алексея Александровича, применяется вполне заслуженно? А вот флот времен Константина Николаевича вряд ли правомерно удостаивать такого эпитета.

Князь сознавал, что на практике при подобном подходе могут иметь место случаи из разряда "пусть безобразно, зато единообразно" - но хотя бы не будет ситуаций, как с броненосным фрегатом "Минин", постройка которого ввиду бесконечных изменений в проекте продлилась аж 12 (!) лет. Да и труд промышленности по выполнению заказов флота облегчится в свете определенных гарантий, что теперь вместо многочисленных заказов, изменений и дополнений заказов, перезаказов, согласований и пересогласований, зачастую весьма длительных и излишне затратных (а это всегда огорчало ревнителей экономии бюджетных средств), будет - по крайней мере, в теории - один твердый и неизменный заказ и точка.

С той же целью исключения порочной практики бесконечных улучшений и усовершенствований уже строящихся кораблей князем было предложено усилить требования к качеству проработки МТК их проектов. По его мнению, комитету следовало уже на ранних стадиях проектирования максимально учитывать в проектах как стратегические и тактические задачи, стоящие и могущие быть поставленными в перспективе перед флотом, так и наиболее перспективные веяния набирающего обороты технического прогресса. Для этого предлагалось расширить возможности МТК по продлению собственно проектной стадии (к примеру, для углубленного изучения опыта эксплуатации кораблей-прототипов) до перехода к производственной, а также по организации заблаговременного исследования в натуре разных технических новшеств для определения тех из них, кои наиболее полно отвечают потребностям именно отечественного флота. Побочным эффектом данного предложения должно было стать (опять-таки!) предотвращение излишнего расходования средств на переделки кораблей при корректировке их проектов - еще один плюс в пользу предложений Константина Николаевича в глазах нового государя, известного радетеля за государственную копейку.

При этом возможность каких-либо изменений в конструкции кораблей отнюдь не отрицалась великим князем вовсе, но таковые, дабы не задерживать плановое пополнение флота корабельным составом, предлагалось осуществлять преимущественно уже после введения новых кораблей в строй и осуществления ими первых практических плаваний, позволяющих выявить возможные огрехи проектантов и кораблестроителей.

4. 20-летняя программа

Что же касается собственно количества и качества потребных боевых единиц, то здесь все тоже было непросто. Для военно-морской мысли России образца 60-70-х годов 19-го века были характерны отсутствие сколь-нибудь долговременных планов пополнения флотов и эскадр корабельным составом и "шарахания" от одной крайности к другой. Умы адмиралов попеременно занимали то концепция оборонительного флота, то концепция крейсерской войны, которые перемежались экстренными "мониторными" и "миноносными" программами. Конечно, во многом причиной тому было весьма активное развитие техники, в том числе и военно-морской, и вполне понятное желание идти в ногу с прогрессом. Однако в итоге недостаток средств на полноценное воплощение всех имеющихся пожеланий приводил к существенному ограничению реальной боевой ценности флота, созданного отечественными корабелами.

Помимо того, после отмены на Лондонской конвенции 1871 года унизительных для русских статей Парижского трактата многие головы, обретающиеся под шпицем*, стала посещать мысль о необходимости возрождения морской мощи России на черноморском театре. Но сам великий князь изначально был противником этой идеи - ведь Черноморский флот нельзя было вывести через проливы и направить во внешние моря. Посему на Черном море довольно долго властвовала концепция оборонительного флота, ярчайшими представителями которой стали круглые броненосцы-"поповки".

*Справочно:

То есть в здании Адмиралтейства - так его зачастую именовали "среди своих" в те годы.

Однако под влиянием накалявшейся международной обстановки князь еще в 1876 году поставил перед правительством вопрос о необходимости срочного усиления Балтийского флота пятью, а Черноморского - десятью мощными мореходными броненосцами. Увы, но положительное его решение было сорвано начавшейся в 1877 году русско-турецкой войной. Теперь же, похоже, было самое время вернуться к этим планам.

В сугубо "корабельной" части докладная записка по вопросам развития флота готовилась Константином Николаевичем совместно с контр-адмиралом Алексеем Алексеевичем Пещуровым, который в декабре 1879 года был назначен с подачи князя товарищем управляющего Морским министерством. Немалую роль в данном процессе сыграл и спешно отозванный из заграничной "почетной ссылки" вице-адмирал Иван Федорович Лихачев, которому был обещан пост председателя призванного стать более свободным в выборе технических решений МТК - в случае высочайшего одобрения такового предложения. Людей на ключевые посты князю теперь также приходилось подбирать с особым тщанием, имея в виду не только их компетентность, но и возможное отношение императора к предложенным кандидатурам. А умный и чрезвычайно деятельный Лихачев, мягко выпровоженный из России самим же Константином Николаевичем, причем уже достаточно давно, и не отождествляемый более как "человек великого князя", вполне подходил для означенной должности по обоим указанным критериям.

Зато действующий вдохновитель кораблестроительной политики Морского министерства, вице-адмирал Андрей Александрович Попов, остался в этом деле, что называется, "за бортом", да и в дальнейшей работе МТК участвовал лишь как "один из многих". Тому была объективная причина: Александр III недолюбливал Попова за излишнюю самостоятельность и определенный технический волюнтаризм, выражавшийся, по словам царя, в "округлении отечественной корабельной архитектуры". И после ознакомления в подробностях с недавно начатой постройкой в Англии по проекту Попова "круглокорпусной" яхтой "Ливадия" (единственным монаршим повелением в отношении нее явилось "разделаться с яхтой во что бы то ни стало" - и контракт с британцами спешно аннулировали, невзирая на штрафные санкции) это чувство у императора лишь окрепло.*