Пристальный взгляд Дольфа отвлек его от навязчивых мыслей. «И этот что-то знает!» Денисенко с тревогой проводил взглядом прошедшего обер-лейтенанта и направился вслед за главврачом Чертковым, Граковым и Околовой в кабинет. Там, быстро посовещавшись, они разошлись, чтобы не привлекать внимания персонала.

Боярский назначил свидание Гракову на четверг, 2 апреля. Чувство неприязни к белякам, убившим его отца в бою под Перекопом, крепко засевшее в нем еще с детства, так и не покидало его до конца. Прибывавшие на оккупированную территорию белоэмигранты, члены пресловутого НТС, тщатся сохранить некое достоинство. Денисенко и Чегодов уверяли, будто основная масса русских за кордоном не пошла с немцами и даже как-то им противостоит. «Но что значит противостоит?» Порой с оружием в руках! Главное, что в голове у них бродят свои особые, для советского человека крамольные, мысли!

Боярский не опасался пригласить Гракова на конспиративную квартиру, но все-таки решил встретить его на улице, чтобы в случае чего повести в другое место.

Однако, увидев крепкого, уверенного, веселого парня, проникся сразу к нему симпатией: «С таким хоть в разведку! Надежный хлопец!»

Проведя Гракова узкой тропинкой через парк в безлюдный, с разрушенными домами проулок, он предложил подняться на пригорок, где стояла покосившаяся изба. И спустя пять минут они, сидя друг против друга, вели задушевную беседу, будто были знакомы сто лет. Граков рассказал о психологическом сдвиге в Европе, о движении Сопротивления, инициаторами которого зачастую становятся белоэмигранты, о РОКе и казни Павского, о работе «солидаристов» в спецлагерях для русских военнопленных, об их деятельности на оккупированной территории…

Потом Граков снял сапог, отвинтил каблук, достал пленки и шифровку:

— Это для вас. В Белграде, Яков Иванович, уже много лет работает советский разведчик «Иван»; от него важное сообщение в Центр. — Граков извлек из кармана бумажник и вынул фотографию уже немолодой женщины, на обратной стороне было написано несколько слов. Боярский прочел: «Дорогому сыночку от любящей мамы. Храни тебя Бог!»

— Эту фотографию и пленки нужно доставить в Центр на Большую землю. Приехал я не один. Со мной еще две группы диверсантов, по четыре человека в каждой. Задание первой группы: а) проникнуть через «витебские ворота» в тыл Красной армии; б) связаться с агентурой, оставленной немцами при отступлении, и активно использовать ее в шпионских целях; в) собирать и передавать по радио сведения о передвижении войск, для чего под маской находящихся в командировке офицеров фланировать на ближайших железнодорожных и шоссейных коммуникациях Брянского и Калининского фронтов, ведя визуальное наблюдение и прислушиваясь к разговорам на станциях и в местах скопления военнослужащих; г) передавать все по радио, меняя каждый раз место во избежание пеленгации. Это я вызубрил, Яков Иванович. — Граков вынул кисет, трубку и принялся набивать ее табаком.

— Где и когда они пойдут? — Боярский взял ручку и бумагу и принялся записывать.

— Надо сделать так, Яков Иванович, чтобы они в лесу «не пустили пузыри». Радист — наш человек, младший лейтенант Новиков. Раненым был взят в плен, просидел в тяжелейших условиях в лагере, где-то под Варшавой. По приказу подпольного комитета дал согласие сотрудничать с немцами и был переведен в Цитенгорст, недалеко от Берлина. Мне подсказали дать ему направление в «Свободный лагерь Вустрау», где он закончил школу радистов и разведшколу абвера. Его считают антисоветски настроенным сыном белого офицера, имеет военный опыт и хорошее физическое развитие.

— Он действительно сын белого офицера? — насторожился Боярский.

— Легенда ему придумана подпольным лагерным комитетом, — засмеялся Граков. — Да вы не бойтесь! Я сын белого офицера, ну и что?

— М-да… — покачал головой Боярский. — А какое задание ему дал комитет?

— Этого я не знаю. Ему же я верю, как себе. Что касается остальных, то они отъявленные негодяи. Петруся Шлихова следовало бы тут же прикончить. Но у него ключ от шифра. Это крепкий мужик, белорусский националист. Немцы его в последний момент подсунули.

Боярский молча пил чай. «Пропускать в тыл Красной армии вражескую группу без разрешения — опасно, а времени для запроса нет. Розыскники военной контрразведки, имея все приметы, конечно, их изловят, но придется вслед за ними посылать наблюдателей из партизанского отряда «батьки Миная» или Бирюлина. Хлопотно…»

— А другие двое? Как они настроены?

— Пожалуй, поддержат Новикова. Они ведь запуганы, боятся, что их расстреляют как изменников. Фашисты их прикормили, обработали, вот и все… Плен — штука ужасная…

— Да, в плен лучше не попадаться! Этих хлопцев, если будут вести себя достойно, сурово не осудят. Ну а остальных? Зачем вы их привезли?

— Вторая группа — надежные ребята. С ними я еду в Орловскую область в бригаду Каминского создавать «третью силу»! Задача — связаться с партизанами, перетягивать заблудших на свою сторону, а гадов — уничтожать!

— Хорошо… В Локоть поехал Чегодов. Его самого вы знаете? Он ведь тоже из Югославии.

— Олег был любимчиком того самого разведчика «Ивана». Самолюбивый, но славный парень. Бежал из Черновицкой тюрьмы! И зачем только НКВД упрятало его туда? Мне Лесик Денисенко рассказывал…

— Стоп! Вы, значит, от «Ивана»? Да это же Хованский! Вы лично его знаете? — изумился Боярский.

— О! И вы с Алексеем Алексеевичем знакомы? — удивился, в свою очередь, Граков. — Из Белграда я выехал в феврале. Был понедельник. Мы слушали радио: постановление Комитета обороны мобилизовать, помимо призываемых НКО на общих основаниях, сто тысяч коммунистов и двести тысяч комсомольцев для доукомплектования дивизий, бригад, военных училищ и полковых школ, а также в ПВО. Нас все это радует!