Аркадий этого уже не видел и не знал: он умер в воздухе.

Граков съездил в Земун и побывал у Георгиевского. «Маг» не только дал согласие возглавить и сформировать подпольную группу НТС в Югославии, если ее займут советские войска, но и связаться с английской разведкой и устроить встречу эмиссара НТС с одним из резидентов Интеллидженс Сервис в Швейцарии.

Перед отъездом в Берлин Граков зашел к Хованскому попрощаться. И они вместе с Черемисовым и Буйницким отправились на вокзал.

Хованский крепко пожал его руку:

— Спасибо, Александр Павлович, от имени Советской Родины — спасибо! С вашей помощью руководство НТС дискредитировано. Их участь решена. Такие никому не страшны…

Граков пристально глянул на Хованского:

— Неделю назад капитулировала Румыния и выступила против фашистской Германии, вот-вот это сделает Болгария. Через месяц-два будет освобождена и Югославия. Скажите, Алексей Алексеевич, вы останетесь в Белграде или уедете на Родину?

— Устал я, Саша, — Алексей первый раз назвал его Сашей. — Меня тянет домой… Но…

— И вас там ждут! — не утерпел Граков. — И какая женщина!

— Да, меня там ждут, — согласился Алексей Алексеевич и подозвал разгуливавших по перрону Черемисова и Буйницкого: — Решайте сами, кто останется здесь, а кому лучше возвращаться в Советский Союз. Вы и здесь можете много сделать для нашего Отечества.

Грустное получилось расставание…

А на третью ночь, это было в пятницу, 8 сентября, в квартиру Хованского постучали чужие. Постучали требовательно, настойчиво:

— Гестапо! Полиция! Отворите!

Алексей Алексеевич кинулся к тайнику: вделанный в стену шкаф мягко отошел в сторону, открывая выход на балкон; оттуда Хованский спрыгнул на крышу, мягко, бесшумно, так что стоявший на крыльце, ведущем в квартиру Черемисова, гестаповец ничего не услышал. Не услышал еще и потому, что в этот момент заревели сирены воздушной тревоги и почти одновременно залаяли зенитки. Началась бомбежка. На улицах ни души, попрятались и давно уже обленившиеся патрули…

В небе повисла осветительная ракета и под нарастающий гул летящих самолетов в высоком зловещем тембре завыли бомбы: одна, другая, третья… Алексей пробежал по крыше, спрыгнул в какой-то дворик и кинулся в подворотню большого шестиэтажного здания. И в этот миг земля дрогнула под ногами, раздался оглушительный взрыв…

«Неужто в мой дом угодило? Посмотреть бы…»

Через час он был уже на Карабурме.

На условный стук ему отворил Жора Черемисов. Ни он, ни Буйницкий уже трое суток не показывались у себя: за их домом велось наблюдение.

— Не такой Берендс человек, чтоб оставаться в долгу, — заговорил Буйницкий. — По его «совету» немцы и наблюдение установили.

— Хоть раз американцы сотворили доброе дело: тюкнули гада и вас спасли, Алексей Алексеевич! Интересно, как там наша хата? А ты, — Черемисов обратился к Буйницкому, — вскипяти-ка чайку да завари покрепче.

Буйницкий принялся разводить примус, поставил чайник на огонь, достал чашки и обратился к Хованскому:

— Я позавчера вечером встретился с Ирен Берендс. Она рассказала, что начальник мужа, тот самый, который говорил гадости о «божественном» фюрере, арестован. Она предупреждала, что сейчас Людвиг Оскарович в панике, способен на неосмотрительные действия. Ирен даже просила спрятать ее куда-то на время. Она просила о встрече с вами. Но вы не велели к вам приходить, поэтому я не знал, как быть.

— Завтра, верней, уже сегодня, ты, Николай, на своем велосипеде проедешь мимо нашего дома и поглядишь, задела ли его бомба. И если да, то как? Наблюдение за моей квартирой велось из окна противоположного дома. Снято ли наблюдение? Попробуй установить. А ты, Жорж, пойдешь на свидание с Ирен, я буду тебя страховать и, может, сам к ней подойду.

Буйницкий перебил Хованского:

— Я пообещал встретиться с Ирен в одиннадцать на Ташмайдане, у Марковой церкви, там есть старинный потайной ход, который нам Стаменкович показывал… Я съезжу в десять сначала да Кнеза Милоша, а оттуда подкачу на Ташмайдан, — горячо заговорил Буйницкий.

— Хорошо, Николай, обговорим план действия. Подойдем к Ирен с трех сторон…

В назначенное время все трое находились на заранее установленных местах и ждали прибытия Ирен. Она появилась возле угла церкви ровно в одиннадцать. Но была чем-то возбуждена, оглядывалась, бегала с места на место.

— Берендс домой не пришел, — заговорила она быстро, как только к ней приблизился Хованский. — Мне рано утром позвонил его новый начальник и объявил: «Ваш муж при исполнении служебной операции попал под бомбежку. Жив ли он, не знаем. Разыскиваем. Возможно, он в подвале, который завален и раскапывается. Потом он расспрашивал меня о вас, Алексей Алексеевич. И предупредил, чтобы я не выходила из дома. Но я сразу же покинула дом и с тех пор брожу…