Выступление Хрущева оказалось неожиданностью для самой ГДР. Восточногерманского посла в Москве Йоханнеса Кёнига всего за несколько часов до первой речи Хрущева предупредил заведующий 3-м Европейским отделом Министерства иностранных дел Иван Иванович Ильичев:

— Слушайте выступление внимательнее, будут важные заявления по германскому вопросу.

Хрущеву нравилась придуманная им простая схема: оккупационный режим отменяется, западные войска выводятся, Западный Берлин оказывается во власти ГДР. Никита Сергеевич уверенно говорил членам Президиума ЦК:

— Войны не будет. Пять лет назад соотношение сил было иным, тогда у нас не было водородной бомбы, мы не могли достичь территории США. Теперь Америка стала ближе, наши ракеты могут нанести прямой удар.

Разумеется, никто в Президиуме ЦК не возразил Хрущеву. Только когда Никиту Сергеевича отправили в отставку, министр иностранных дел Громыко поделился с помощниками:

— Войска западных держав были введены в Западный Берлин в 1945 году в обмен на вывод американских войск из Тюрингии и по договоренности сторон. Это означало, что их выдворение из Западного Берлина в обход соглашения было бы произволом. Товарищ Хрущев относился к ультиматумам безответственно, легкомысленно. В результате, мягко говоря, страна попадает в неловкое положение…

Никита Сергеевич жаждал не конфликта, а победы в дипломатической схватке. Он хотел быть в центре мировой политики, хотел, чтобы от него зависело решение главных проблем, верил в свое дипломатическое искусство. Он считал, что застал Запад врасплох и тем самым обеспечил себе неплохие шансы на победу.

Поначалу казалось, что Запад уступает. Разведка Маркуса Вольфа сообщила, что США, Англия и Франция предложили провести конференцию четырех министров иностранных дел для обсуждения германской проблемы во всех ее аспектах, пригласив представителей обоих немецких государств. Конференция началась в Женеве 11 мая 1959 года.

Англичане, пришли к выводу люди Вольфа, не считали Западный Берлин таким уж важным и уж точно не были готовы за него воевать. Британский министр иностранных дел Селвин Ллойд соглашался заменить войска западных держав в Западном Берлине контингентом войск ООН. Но воспротивился канцлер Конрад Аденауэр — он не собирался уступать Хрущеву и Ульбрихту ни пяди земли. Его поддержал французский президент Шарль де Голль. Он был главным сторонником Аденауэра во время берлинского кризиса.

Для Соединенных Штатов Западный Берлин был уязвимым форпостом, который трудно, но необходимо защищать. Бросить Западный Берлин они не могли. Президент Дуайт Эйзенхауэр говорил:

— На кону судьба двух с лишним миллионов свободных немцев, которые нам верят и к которым мы не можем повернуться спиной.

Это был вопрос сохранения доверия к Соединенным Штатам…

У Хрущева создалось ощущение, что он может выставить западные державы из Западного Берлина. Никита Сергеевич радовался:

— Смотрите, как всё изменилось. Они не хотели нам руки подавать. А теперь премьер Макмиллан приехал. Вице-президент Никсон приезжает.

Он верил, что на Запад надо постоянно давить:

— Это же бандиты. Если бы мы были слабыми, они бы давно решили германский вопрос так, как им хочется.

Никита Сергеевич призывал Ульбрихта к терпению:

— Не спешите. Западу надо дать время отойти от прежней позиции. Через год они будут слабее, а мы сильнее. В 1961 году ГДР превзойдет ФРГ по уровню жизни. Это будет иметь большое политическое значение. Это будет бомба для них. Американцы не могут признать ГДР по соображениям престижа. Они нас не признавали 16 лет, а вы хотите, чтобы они вас признали через десять лет. Надо подождать.

Ульбрихта не устраивала неспешность Хрущева. Он не мог остановить бегство сограждан, особенно молодых и образованных.

Громыко заметил Ульбрихту, что пресса ГДР называет ФРГ незаконным государством, а это расходится с советской позицией:

— Федеративная Республика — суверенное государство. Мы ее можем критиковать за милитаризм, но не считать суверенным государством — это вредит нашей тактике.

Ульбрихт стоял на своем:

— ГДР — законное государство, потому что выполнило Потсдамское соглашение, а ФРГ — нет.

Хрущев заключил:

— Как ГДР смотрит на эти вопросы — это ваше внутреннее дело. Мы остаемся на своих позициях. Мы не должны повторять вашу позицию. Мы установили дипломатические отношения с двумя германскими государствами и оба считаем суверенными.

Никита Сергеевич рассчитывал на многое, играя с Западом. Ульбрихт же опасался, что в какой-то момент Советский Союз пожертвует ГДР ради большой сделки с Соединенными Штатами. Младший партнер побаивался, что старший за его спиной сговорится с другой стороной. Этот страх никогда не покидал руководителя ГДР.