Нам казалось ужасным кощунством, что подростки из летнего лагеря, который находился по соседству, выскребали на стенах пещеры свои имена».

По складу своего ума дети имеют естественное предрасположение к наивному язычеству во взаимоотношениях с природой и окружающим предметным миром. Они воспринимают мир вокруг как самостоятельного партнера, который может радоваться, обижаться, помогать или мстить человеку. Соответственно, дети склонны к магическим действиям, чтобы расположить место или предмет, с которым они взаимодействуют, в свою пользу. Скажем, пробежать особым скоком по определенной дорожке, чтобы все сложилось удачно, поговорить с деревом, постоять на любимом камне, чтобы выразить ему свою приязнь и получить его помощь, и т. п.

Кстати, почти все современные городские дети знают фольклорные эаклички, обращенные к божьей коровке, чтобы она улетела на небо, где ее ждут детки, к улитке, чтобы она высунула свои рога, к дождику, чтобы он перестал. Часто дети изобретают свои собственные заклинания и ритуалы, помогающие в трудных ситуациях. С некоторыми из них мы познакомимся позже. Интересно, что это детское язычество живет в душе многих взрослых людей, вопреки обычному рационализму неожиданно просыпаясь в трудные моменты (если, конечно, они Богу не молятся). Осознанное наблюдение за тем, как это происходит, встречается у взрослых гораздо реже, чем у детей, что делает особенно ценным следующее свидетельство сорокалетней женщины:

«В то лето на даче мне удавалось пойти на озеро купаться только вечером, когда уже наступали сумерки. А надо было идти полчаса через лес в низине, где темнота сгущалась быстрее. И вот когда я начала ходить так по вечерам через лес, я впервые стала очень реально ощущать самостоятельную жизнь этих деревьев, их характеры, их силу — целое сообщество, как у людей, и все разные. И я поняла, что со своими купальными принадлежностями по своим частным делам я вторгаюсь в их мир не вовремя, потому что в этот час там люди уже не ходят, нарушаю их жизнь, и это им может не понравиться. Перед наступлением темноты часто дул ветер, и все деревья шевелились и вздыхали, каждое по-своему. И я почувствовала, что мне хочется то ли разрешения у них спросить, то ли свое почтение им выразить — такое было смутное чувство.

И вспомнилась девочка из русских сказок, как она просит яблоньку ее укрыть, или лес — расступиться, чтобы она пробежала. Ну, в общем, я мысленно их просила помочь мне пройти, чтобы злые люди не напали, а когда из лесу выходила — то благодарила. Потом, входя в озеро, тоже стала к нему обращаться: «Здравствуй, Озеро, прими меня, а потом отдай в целости и сохранности!» И эта магическая формула мне очень помогала. Я была спокойной, внимательной и не боялась заплывать довольно далеко, потому что чувствовала контакт с озером.

Раньше я слышала, конечно, про всякие народные языческие обращения к природе, но до конца не понимала, это мне было чуждо. А теперь-то до меня дошло, что если кто-то по важным и опасным делам с природой общается, то должен ее обязательно уважать и договариваться, как крестьяне делают».

Самостоятельное налаживание личных контактов с окружающим миром, которым активно занимается каждый ребенок семи—десяти лет, требует огромной душевной работы. Эта работа продолжается много лет, но первые плоды в виде возрастающей самостоятельности и «вписанности» ребенка в окружающую среду она дает уже к десяти—одиннадцати годам.

Ребенок тратит массу сил на переживание впечатлений и внутреннюю проработку своего опыта контактов с миром. Такая душевная работа очень энергозатратна, потому что у детей она сопровождается порождением огромного количества собственной психической продукции. Это длительное и разнообразное переживание и переработка воспринятого извне в своих фантазиях.

Каждый внешний объект, интересный ребенку, становится толчком для мгновенной активизации внутреннего психического механизма, потоком рождающего новые образы, которые ассоциативно связываются с этим объектом. Такие образы детских фантазий легко «сливаются» с внешней реальностью, и сам ребенок уже не может отделить одно от другого. В силу этого факта объекты, которые воспринимает ребенок, становятся для него весомее, внушительнее, значительнее — они обогащены психической энергией и душевным материалом, которые он привнес туда сам

Можно сказать, что ребенок одновременно и воспринимает мир вокруг себя, и сам его сотворяет. Поэтому мир, каким видел его конкретный человек в детстве, — принципиально неповторим и невоспроизводим. В этом кроется грустная причина того, почему, став взрослым и вернувшись в места своего детства, человек чувствует, что все — не то, даже если внешне все осталось, как было.

Дело не в том, что тогда «деревья были большими», а сам он — маленьким. Исчезла, развеялась ветрами времени особая душевная аура, придававшая окружающему очарование и смысл, Без нее все выглядит гораздо прозаичнее и мельче.

Чем дольше сохраняет взрослый человек в памяти детские впечатления и способность хотя бы отчасти войти в детские состояния души, уцепившись за кончик всплывшей ассоциации, — тем больше будет у него возможностей вновь соприкоснуться с кусочками собственного детства.

Начав копаться в собственных воспоминаниях или разбираясь в рассказах других людей, поражаешься — куда только не вкладывают себя дети! Сколько фантазий бывает вложено в трещину на потолке, пятно на стене, камень у дороги, раскидистое дерево у ворот дома, в пещеру, в канаву с головастиками, деревенскую уборную, собачью будку, соседский сарай, скрипучую лестницу, окно чердака, дверь подвала, бочку с дождевой водой и т. д. Как глубоко душевно прожиты все кочки и ямки, дороги и тропинки, деревья, кусты, строения, земля под ногами, в которой столько копались, небо над головой, куда так много смотрели. Все это составляет детский «феноменальный ландшафт» (этот термин используется для обозначения ландшафта, субъективно прочувствованного и прожитого человеком).