Шрифт:
Нахальный инкруаябль [27] стал полным хозяином улицы. Он усвоил особую присюсюкивающую манеру речи, от него, как от модницы, несло духами, его завитая шевелюра локонами спадала на непомерно широкие отвороты фрака, а в руке он держал короткую сучковатую дубинку, внутри залитую свинцом; это доморощенное оружие предназначалось для санкюлотов, которых банды золотой молодежи избивали в предместьях Парижа и повсюду, где ютился бедный народ.
Итак, декорации опять сменились. На сцену выступил новый повелитель — денежный мешок, и его расторопные жрецы спешили не только затмить роскошь старого дворянства, но и вогнать в землю последние остатки народной революции.
27
Так называли представителей модничающей буржуазной молодежи.
Еще больше изумился Сен-Симон, когда узнал, что все пертурбации недавнего прошлого совершенно не затронули его материальных дел. Ввергая спекулянта Симона в тюрьму, якобинские власти и не подумали наложить руку на плоды его спекуляции. Пока он отсиживал в Сен-Пелажи и Люксембурге, нотариус Кутт и другие подставные лица продолжали вести его аферы, а приказчики исправно собирали арендную плату. Теперь же, когда новые термидорианские правители снимают все экономические ограничения, земельные сделки перестают быть крамолой и ажиотер может вновь спокойно уйти в свое прибыльное ремесло. Тем более что сейчас это не только дозволено, но и модно: многие термидорианцы сами ударились в спекуляции, в Пале-Ройяле функционирует черная биржа, а вокруг так и кишат новоиспеченные дельцы.
Сен-Симон знает историю кое-кого из них.
Вот, например, Габриель Уврар.
Этот финансовый воротила, не стесняясь, рассказывает, как положил начало своим богатствам. В голодные годы в Бордо он скупил колониальные товары и через три месяца заработал на них полмиллиона. Теперь Уврар извлекал огромные выгоды из поставок на армию. Он ссужает деньгами видных политических деятелей, а его роскошно отделанный замок Рэнси славится своими пирами, которые, по слухам, мало уступают былым празднествам Версальского двора.
Или Франсуа Сеген, приятель Уврара.
Этот оригинал выдумал новый способ дубления кожи. Термидорианский Конвент немедленно выдал ему патент и предоставил два поместья для опытов. И хотя в конечном итоге из нового дубления ничего не вышло, Сеген успел нажить миллионы, которые бросил на новые спекуляции. Ныне Сеген поражает жителей столицы своим мотовством и эксцентричными выходками: у него лучшая в Париже коллекция редких картин, он собирает уникальные скрипки Страдивари, а высокопоставленных гостей принимает небритым и в халате…
Сен-Симон не желает отставать от других. Он энергичен и упорен, деньги потоком текут в его широкий карман, и он, не довольствуясь прежним, ставит новые и новые предпринимательские «опыты».
Он основывает прядильно-ткацкую мануфактуру в коммуне Бюсси.
Он создает парижскую компанию дилижансов «Молния», обеспечивающих предельно быструю доставку людей и грузов.
Он открывает бюро комиссионных услуг.
Он закладывает и финансирует большой винный магазин.
Он изобретает и пускает в продажу новые «республиканские» игральные карты, в которых прежних тузов, королей, дам и валетов заменяют строго республиканские символы: закон, свобода, равенство и т. д.
Небезынтересно отметить, что этот последний «опыт» Сен-Симона проводится в дни, когда республика уже на ущербе. Разгромив восстания санкюлотов, выступивших весной 1795 года — в жерминале и прериале — под лозунгом «Хлеба и конституции 1793 года!», термидорианцы окончательно сбрасывают маски: они отправляют на гильотину или в далекую ссылку немногих демократов, еще оставшихся в Конвенте, а затем и вообще распускают Конвент. С конца года к власти приходит новое правительство — Директория, возглавляемая продажным политиком и алчным дельцом Полем Баррасом. Баррас становится некоронованным королем Франции, а роль королевы исполняет мадам Тальен, прекрасная куртизанка, открывающая самый блестящий из салонов столицы.
Сен-Симон — миллионер.
В 1796 году его состояние — земли, предприятия, капиталы, вложенные в банки, — исчисляется четырьмя миллионами ливров и приносит сто пятьдесят тысяч годового дохода.
Как понимать все это? Неужели Сен-Симон забыл о своих планах, столь четко намеченных в Люксембургской тюрьме? Неужели он отказался от общей науки и покинул на произвол судьбы людей-тружеников, во имя которых хотел строить свой золотой век?
Ни в коей мере. Ничего не забыл Сен-Симон и ни от чего не отказался. Просто он, как обычно, немного увлекся. И поскольку судьба подвела его к новым экспериментам, он не смог пройти мимо них.
Но теперь можно и остановиться.
Он не намерен следовать дальше путем Уврара и Сегена. Довольно спекуляций, хватит винных магазинов и комиссионных бюро. Все свои предприятия он перепродает в другие руки, сам же переносит свою деятельность в совершенно иную сферу.
Сен-Симону, мечтающему о создании общей науки, все еще не хватает главного — общей идеи. У него нет стройного мировоззрения, которое подвело бы прочный фундамент под все эти случайные практические опыты. Ему недостает знаний. Следовательно, надо их получить, надо проникнуть в их мир. Казалось бы, чего проще? Садись за книги, колбы и реторты, изучай, вычисляй, размышляй. Так бы в прежнее время Сен-Симон, без сомнения, и поступил. Но теперь новоиспеченному миллионеру этот путь представляется слишком банальным.