Тут уместно забежать вперед.

В 2007 году международная организация «Мемориал» (Москва) вместе с

Центром «Карта» (Варшава) будет готовить к изданию Словарь диссидентов

Центральной и Восточной Европы. В словаре впервые окажется справка о

Борисе Исааковиче Цукермане (14.04.1927 – 23.04.2002), математике и физи-

ке, авторе правозащитного Самиздата. Мать преподавала музыку, отец был

репрессирован в 1933 году и погиб в лагерях. Борис окончил механико-

математический факультет МГУ, занимался физикой магнитного резонанса,

работал в лаборатории математических методов в биологии. В 1968–1971

годах вошел в правозащитное движение, подписывал письма в защиту

А.Гинзбурга, Ю.Галанскова, А.Солженицына, П.Григоренко, консультировал

родственников арестованных по политическим обвинениям. Изучив совет-

ское законодательство, международные пакты о правах человека, он стал

едва ли не единственным в стране практикующим неофициальным юри-

стом. В истории диссидентского движения его относят к зачинателям жанра

«правовой беллетристики» и правового просветительства в СССР. В начале

1971-го он выехал в Израиль, был профессором физики Еврейского универ-

ситета в Иерусалиме 29.

– Можно письма Цукермана подержать в руках? – спрашивает Гаек в

Праге в 1990 году.

– Конечно, я вам их покажу, – отвечаю, – когда увидимся в Москве.

В последний раз Гаек был в Москве во главе чехословацкой делегации,

прилетавшей на полдня подписать договор о нераспространении ядерного

оружия. Это было за три месяца до ввода войск. Министра возили в черном

лимузине в сопровождении милицейских машин. В дипломатическом мире

уважали его образованность, способность переходить с одного языка на дру-

гой (он свободно говорит на девяти). Тогда, в мае 1968-го, на переговорах в

МИД СССР он почувствовал натянутость отношений, когда убеждал коллегу

А.А.Громыко 30 в напрасных тревогах; никакой чехословацкой контрреволю-

ции нет. Министр Громыко часа полтора слушал, согласно кивал головой, а

на прощанье сказал: «Благодарю вас, товарищ Гаек, за информацию, только

не забывайте – контрреволюция у вас поднимает голову!» Видимо, полтора

часа советский министр думал о своем.

В Москве Гаек появился снова во второй половине мая 1991 года. Его

пригласили на международный конгресс памяти Андрея Сахарова – «Мир,

прогресс, права человека». Он с трудом передвигался по московским улицам

на больных ногах, опираясь на трость, часто останавливался перевести ды-

хание. На Пушкинской площади мы зашли в редакцию «Известий». Надев оч-

ки, он вчитывался в напечатанные на пишущей машинке и подписанные

Б.Цукерманом письма 1968 года. «Знаете, он рисковал без свидетелей, не ис-

кал популярности, не нащупывал заранее на голове нимб героя. Это особен-

но ценно… Удивительные письма; тогда они защищали мою честь, а теперь,

сохраненные, продлевают мою жизнь».

Мы снова гуляем по Москве.

В магазинах очереди за продуктами, люди говорят о референдуме, быть

или не быть союзному государству. Политиков занимают не столько отно-

шения СССР с Западом, как симптомы напряженности в отношениях между

суверенными республиками. Лето скучным не назовешь: вокруг все шумное,

приподнятое, слегка крикливое, отчасти напоминающее Пражскую весну.

Ельцин, второй человек в стране, выступал в Праге перед депутатами Феде-

рального собрания. Интеллектуалы гадали: извинится за ввод войск или нет.

– Надо очиститься, – говорили одни.

– Нам не в чем каяться! – возражали другие.

Ельцин вернулся, не извинившись.

Присаживаемся на скамейку у фонтана перед Большим театром.

Иржи Гаек чему-то улыбается.

– Хорошо? – спрашиваю я.

– Не скажу «хорошо», скажу – интересно!

Я взял у Иржи Гаека интервью для «Известий». В название вынесли его

слова: «Всегда оставаться людьми» 31. Это так просто понять, но как же труд-

но этим постоянно руководствоваться. Газета вспомнила об оскорбительной