считайтесь с нами!

Антонин Новотный, до войны руководитель областной партийной ор-

ганизации, узник германского концлагеря, по-своему честный, не очень об-

щительный, но с твердым характером, был для советского руководства

надежным человеком. Он следовал советам кремлевских наставников, не

очень считаясь с тем, как это примут земляки. Любви к себе он не вызывал.

Лучше других Новотного понимал Хрущев. У них было много общего:

пролетарское происхождение, некоторая угловатость, внезапная вспыльчи-

вость и бессознательное недоверие к интеллигенции. Они чувствовали род-

ство и ни в чем не отказывали друг другу. Как мне расскажет М.Зимянин, по-

сол СССР в Чехословакии в 1960–1965 годах, однажды он летел по делам в

Москву. «Новотный мне говорит: “В этом году у нас урожай зерна неважный.

Попросите для нас 500 тысяч тонн”. В Кремле, в Георгиевском зале, шел пра-

вительственный прием, я подошел к Хрущеву, передал просьбу. “Обрадовал!

– буркнул Хрущев. – Откуда я тебе возьму!” А когда я вернулся в Прагу, через

пару дней пришло решение: удовлетворить просьбу чехословацких товари-

щей» 20.

Смещение Хрущева застало Новотного врасплох. Он растерянно слушал

информацию посла Зимянина. «И можете представить мое изумление, когда

на следующий день Новотный выступил в газете “Руде право” с сожалением

об освобождении Хрущева! В практике отношений “братских партий” это

было неслыханно. Думаю, его уязвило, что очень скоро после приема Хруще-

ва в Праге, по-чешски хлебосольного, его гостя с треском снимают. Я тут же

напросился к Новотному на прием. Товарищ Новотный, сказал я, вы мне не

задавали никаких вопросов, никакого протеста не выразили. Как коммунист,

как человек, как ваш товарищ, наконец, как посол я просто возмущен. Про-

стите, но считаю своим долгом это сказать. Подумав, Новотный говорит: “Я

протеста не выражал, только свои чувства. Я имею на это право?” Я говорю:

“Вы на все имеете право. Но должны были меня предупредить. Я бы сообщил

своему ЦК, мне бы ответили, как поступать, чтобы не создавать отчуждения

между СССР и ЧССР”. У меня было такое чувство, будто мне плюнули в лицо.

Я написал шифровку в Политбюро и тут же позвонил Брежневу. “Он что, спя-

тил?!” – возмутился Брежнев. И спросил, что я думаю делать дальше. Поста-

раюсь, говорю, все выровнять, насколько это возможно, но прошу вас исхо-

дить из того, что работать с ним я больше не хочу. Новотный потом через

чешского посла в Москве искал пути, чтобы снять неприятный осадок, но

Брежнев и Суслов такие вещи не прощали» 21.

Серьезная внутрипартийная критика обрушилась на Новотного на ок-

тябрьском пленуме ЦК КПЧ в 1967 году. Ситуация выглядела пикантной: за

Новотным стояло советское посольство (послом уже был С.В.Червоненко, со-

ветником-посланником И.И.Удальцов, друг семьи Новотного); на все распри

внутри КПЧ посольство смотрело глазами Новотного, он был для посольства

и лично для посла главным источником информации, их мозгом.

На декабрьский пленум прилетел Брежнев.

По воспоминаниям М.А. Александрова-Агентова, помощника Брежнева,

«некоторые участники пленума раскрылись с совершенно неожиданной сто-

роны. Больше всех изумил Й.Гендрих, ближайший друг Новотного, с кото-

рым они вместе были в концлагере, его выдвиженец, второй секретарь пре-

зидиума ЦК КПЧ. На вопрос Брежнева, есть ли авторитетный в партии чело-

век, способный заменить Новотного, он ответил: “Есть такой человек. Это я!”

Леониду Ильичу запомнился молодой и чувствительный Александр Дубчек,

в то время первый секретарь ЦК компартии Словакии. Он вспоминал обиды

от Новотного и плакал» 22.

Дубчек конца 1960-х годов был азартный партийный игрок, веривший

в свою интуицию, которая до сих пор его не подводила. Ему казалось, что в

Советском Союзе знают, не могут не знать, его преданность. Всем своим ис-

кренним видом он говорил: пожалуйста, доверьтесь мне, дайте шанс, вы да-

же не догадываетесь, как много во мне нерастраченных сил, меня любят ра-