Шрифт:
Этель подтолкнула ногой, ближе к огню, полено, откатившееся к краю камина.
— Я мало с ним общалась. Всего несколько дней. Мы были очень молоды.
Комиссар тоже сел. Она его насмешила. Шестнадцать лет с хвостиком, а выражается, точно манерная старая дама, повествующая о романе своей юности.
— Я тогда путешествовала вместе с братом Полом. И Ванго тоже был там. Мы подружились.
— Как давно это было?
— О-о-о…
И она махнула рукой куда-то за спину, словно говорила о стародавних временах, когда еще и самого комиссара не было на свете.
— И родители вот так спокойно отпускают вас путешествовать одних?
Этель улыбнулась.
— Наши родители слишком рано предоставили нам свободу, комиссар. Они, как бы это выразиться…
— Не слишком привязчивы? — рискнул подсказать Булар.
— Да… А можно в данном случае сказать «привязчивы»? Такое слово здесь уместно?
Комиссар пожал плечами.
— Ну так вот, — продолжала Этель, — они совсем не привязчивы.
Ее глаза были влажны от слез, но она пыталась улыбаться и продолжать разговор.
— Так что же вы знаете? Что Ванго рассказал вам о себе?
— Очень мало. Ужасно мало.
Слава богу, она хоть не произнесла это знаменитое «ничего», которое упорно твердили все, кого он расспрашивал о Ванго.
— И что же вам известно?
— Я знаю, что он вырос на каком-то острове. Или на нескольких островах.
— Где именно?
— Понятия не имею. Он всегда называл их «мои острова». Поскольку он хорошо говорил по-русски, я воображала, что эти острова находятся в северных морях или на реке Амур.
Река Амур… Этель осеклась, как будто совершила промах и пожалела, что у нее вырвалось это чересчур романтическое название [27] .
— Ну… В общем…
— Он говорил по-русски? — прервал ее Булар.
Лицо его помрачнело.
В Париже один из семинаристов, немец по национальности, сказал, что близко подружился с Ванго, потому что тот говорил по-немецки не хуже его. А каноник Бастид утверждал, что Ванго владел итальянским. Может, они имели в виду разных людей?
27
Название дальневосточной реки Амур созвучно французскому слову amour — «любовь».
— Да, он говорил по-русски, он беседовал с…
Лицо Этель дрогнуло; казалось, она вспомнила что-то тягостное.
— С кем же? — спросил Булар, твердо решивший добиться истины.
— С одним русским, который путешествовал вместе с нами.
И Этель на минуту замолчала.
Русский…
Лицо того человека запечатлелось в ее памяти: она разыскивала его уже много дней, это он вынул револьвер на паперти собора Парижской Богоматери. Человек с восково-бледным лицом, человек, которого, как ей казалось, она уже где-то видела… ну конечно же, она встретилась с ним в 1929 году, во время долгого путешествия с Ванго. Но сейчас она предпочла смолчать.
Булар внезапно встал.
— А почему Ванго говорил по-русски? Вот я… разве я говорю по-русски? Он что, русский?
— Нет, — ответила Этель. — Мне кажется, его отец или мать были родом из Англии, а может, из Америки.
— Почему вы так думаете?
— Потому что он прекрасно говорил на моем родном языке.
Булар уже ничего не понимал. Он стоял и тер мочку уха, что всегда делал в «дурные» дни. Всю прошедшую неделю он думал о Ванго как о полном ничтожестве, неинтересном, банальном субъекте, а теперь ему вдруг почудилось, будто он гоняется за эдаким хамелеоном, скитающимся по всему свету и дразнящим его своим многоцветным языком.
— Черт бы меня побрал, со всеми моими потрохами, когда-нибудь я все равно его изловлю!
Этель резко повернулась к комиссару. Тот прикусил язык, но было уже поздно — он проговорился.
Зеленые глаза девушки гневно сверкнули.
— Значит, вы его пока не… — отчеканила она. — Вы просто хотели вытянуть из меня информацию!..
Булар кусал губы.
— Я вам все объясню, мадемуазель…
Этель встала.
— Нет, не нужно мне ничего объяснять. Считайте себя желанным гостем в нашем замке, комиссар. Оставайтесь хотя бы до завтра.
Она говорила без пауз, быстро и непререкаемо:
— Мэри покажет вам вашу комнату. Там вас ждет обед. И одежда — поскольку, мне кажется, вы прибыли без вещей. Советую вам прогуляться днем по окрестностям. Я смогу проводить вас на холм, откуда открывается прелестный вид. Ужинать мы будем поздно вечером. К нам присоединится мой брат Пол, он вернется только к девяти часам. Вечер пройдет весело — ведь нам, всем троим, есть что порассказать.
Ее голос чуть дрогнул, когда она добавила, строго и печально: