Мальчики оставляют Джейсона в покое и начинают устанавливать в ряд деревянные цилиндрики на стене змеиного домика.

– Давай как будто это ядовитое питье, но аллигатор не знает, что это яд, и он умирает, и вот он умер.

– Давай как будто мы яд кладем в вертолет… – Саймон с надеждой поглядывает на Джейсона, но тот не реагирует. Дети предлагают ему новые роли, но он не желает расстаться с единственной ему известной.

Я подхожу к ним без приглашения. – Джейсон, я слышала, Джозеф звал на помощь? А твой вертолет может спасти змеек?

Но Джейсона так просто не проведешь. – Лопасти сломались, – говорит он. – Кто-то сломал лопасти.

– А ты можешь показать Саймону и Джозефу, как их починить?

– Я не могу показать кому-то, как их чинить.

Дети для него – «кто-то». Даже два месяца спустя он все еще ни к кому не обращается по имени, кроме меня. Тем не менее режим его функционирования – это история (о сломанном и починенном пропеллере), а наша школьная программа основана на рассказывании историй. Нам нужно только найти способ завлечь его на каком-то этапе.

Я узнала нечто очень важное про детей. Все, что происходит во время игры или рассказывания историй, превращается в увлекательнейшую беседу, если я расспрашиваю их искренне. Актеры и драматурги очень заинтересованы в конструктивных реакциях со стороны публики. Когда Лили сказала, что Джейсону понравится моя история про него, она исходила именно из этих предпосылок. Во время обеденного перерыва я говорю: «Когда все играли в кубики, кое-что интересное произошло с Джозефом, Саймоном и Джейсоном». Это звучит искренне, потому что мне и правда интересно то, что там происходило. Дети заинтересованно приготовились слушать. Даже Джейсону любопытно услышать историю, в которой он главный герой.

– Джозеф и Саймон были змейками, а еще там был злой аллигатор, и Саймон хотел, чтобы вертолет Джейсона спас положение, и…

– Нет, это я сказал спасти положение, – поправляет меня Джозеф.

– Ах, да, но Джейсон был слишком занят, он чинил пропеллер вертолета, потому что кто-то его сломал.

– Кто? – хором спрашивают дети.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Кто сломал твой пропеллер? – интерес Джозефа растет.

– Кто-то оранжевый, – шепчет Джейсон.

Джозеф оглядывает свою оранжевую рубашку. – Это, наверное, кто-то в такой рубашке? Но это же не я, да? Это, наверное, кто-то еще, тоже оранжевый?

– Он говорит про оранжевое привидение! – выпаливает Пити, колотя кулаком по столу. – Бум-бум-бум!

С Джейсона уже хватит разговоров. Сжав губы, он издает звук, напоминающий вой сирены, и мчится в соседнюю комнату. По дороге он сметает аккуратную паутину игрушечной железной дороги и падает прямо на разъяренного Эдварда. – Ты это нарочно!!!

Но Джейсон уже укрылся за возведенной им стеной и снова чинит вертолет, никого не слушая.

Что заставляет детей обращать внимание на идеи, требования и жалобы одноклассников? Я думаю, то же, что позволяет найти смысл и порядок в загадочной жизни в классе: потребность в друге и потребность быть частью драматической структуры.

Дети всегда видят себя внутри какой-то истории. Дружба рассматривается с точки зрения ролей в игре-фантазии. Ты друг того, в чьей игре ты принимаешь участие, и ты, вернее всего, будешь прислушиваться к тем, с кем ты вместе разыгрываешь какие-то события. Если бы Джейсон согласился быть аллигатором, Джозеф и Саймон считали бы его своим другом. И потом они сказали бы своим родным: «Джейсон – мой друг». Именно так это и работает.

Дружба и фантазия – естественный путь, ведущий детей в новый мир других голосов, других взглядов, других способов выражать свои мысли и чувства, в которых они находят сходство со своими собственными. У взрослых ту же функцию выполняют, пожалуй, любовь и работа, хотя накопившиеся за годы нереализованные ожидания могут создать препятствия на этом пути. Для детей каждое новое открытие, каждый новый способ подключения к миру – это настоящее чудо.

Дружба и фантазия создают связи между детьми. Но есть еще и третье условие, которое придает осмысленность школьной жизни: потребность быть частью группы, коллектива. Именно коллектив оказывает решающее влияние на развитие рассказчика.

Два друга запоминают истории друг друга и осваивают свой особый, только им понятный язык. Но рассказчик несет в себе культурную функцию, ему требуется участие публики. Одной игры недостаточно; должен возникнуть такой формат, который не просто вберет в себя суть игры, но и выведет ее на новый уровень правдоподобия. Эта задача осуществляется в рассказывании и разыгрывании историй.

На этом этапе Джейсон пока не удовлетворяет двум первым требованиям: он использует фантазию, чтобы избежать дружбы. Но даже до ребенка, который хочет всегда быть внутри вертолета, можно достучаться, когда он понимает, что мы предлагаем ему публику, наблюдающую за тем, как разворачивается его фантазия. Джейсон ничем от нас не отличается. Он тоже хочет рассказать свою историю. А зачем еще ему изображать рычащий мотор и громко жаловаться на сломанный пропеллер, как не затем, чтобы привлечь наше внимание?