Шрифт:
...Идет охотник из леса. В крайнем доме хозяин
сидит на крыше - ремонт.
Охотник вскидывает ружье:
– Подстрелю, как рябчика!
– Стреляй!
Звучит выстрел: хозяин дома скатывается с
крыши.
Охотник был уверен, что ружье не заряжено. Хозяин тоже знал правило: возвращаются с охоты с холостым ружьем. Оба ошиблись.
Этот роковой случай, десятилетия спустя имел трагическое продолжение. Во время войны пришел с фронта раненым, полуслепым сын хозяина этого дома Вася К. Он был образованным, с чувствительной душой. А тут: слепота, нудная полуголодная повседневность глухой деревушки. Близких людей нет. В одну осеннюю ночь он ушел из жизни, как и отец, с помощью ружья. Только не крикнул: "стреляй", а сам нажал на курок.
В деревне даже громкие голоса взрослых являлись исключением; временами только тетя Ирина приводила в порядок свой расшалившийся выводок.
При встрече женщин на улице, иногда слышалась фраза: "приходи ко мне "балесить-то". "Балесить" - разговаривать, беседовать. Много деревенских - местных слов и выражений было в обиходе, не слышанным мною в других местах, Например: "колобы"- оладьи, "бурак"- туесок из березовой коры, "губы" - грибы, "баско" - хорошо, "лонись" - прошлым годом и многие другие. И вместо папы было "тятя".
Так же установилась особая интонация-"говор", который характерен для северных областей: Архангельской, Вятской, частично, Костромской, Ярославской, Нижегородской. Своих земляков можно по "говору" узнать везде. Я и сам не освободился от этой "мовы" до сих пор, хотя родные места покинул 16-летним.
Толерантности населения может способствовала мононациональность: все были русские, во всяком случае - убеждены в этом. Матом мужчины ругались далеко не все; женщины - исключения В нашей деревне было три женщины со стороны. Двое из них отличались более раскованным поведением: одна из Перьми, другая - деревенская, но из более населенного края.
...Мы со сводным братом Иваном идём по берегу Белой. Мне лет семь. Оба не умеем плавать. Летняя пора, тепло, но нас влечет на противоположный берег: там уютный мысок с несколькими стройными березками. Знаем, что здесь переход через реку. Иван впереди, я - за ним. Он чуть выше меня, и с поднятым подбородком переходит.
Я чувствую, что переход стал глубже; вода после дождя поднялась и течение сильное. Иду дальше на цыпочках: ноги отрываются от дна и меня сносит в омут. Вспыхнувшее чувство опасности заставило лихорадочно перебирать ногами и руками. И вот уже пальцы ног цепляются за дно: я выбрался из гибельной глубины.
...Собираю малину на вырубке, в густом и высоком малиннике. Слышу: кто-то еще ходит. Сразу показалось странным: малинник далеко от деревни и сюда дети ходят одни редко. Встаю на пень, и вижу: совсем близко медведь шумно обсасывает малиновые плети.
Стараясь, как можно тише, спускаюсь с пня и споро шагаю из малинника в поле.
Краем уха слышу, что и Мишка делает ноги.
Заканчивается учеба в 4-м классе и приятная новость: школа пополняется 5-м классом. В нашем сельсовете открывается неполная средняя школа - ШКМ - школа колхозной молодежи. В школу переоборудовали церковное здание, отдельно стоящее в 2-х километрах от В-Волманги. Рядом кладбище: неухоженное, часть могил с крестами, некоторые обозначены лишь холмиками. А во время войны и после совсем все порушилось, вместе с людской памятью. Когда в 1950 году мы с двоюродной сестрой пошли на могилу мамы - мы так ее и не нашли.
В 5-й класс, кроме ребят нашей школы, пришли ребята Нижне--Волмангского сельсовета, находившегося километрах в 20 от нашего.
Появились учителя предметники: Иван Васильевич Большаков, заведовавший начальной школой, стал директором и вел математику, Ольга Яковлевна Суворкина -.классрук, преподавала литературу и русский язык. В школу ходили из дома уже каждый день. Мы считались достаточно самостоятельными и никаких квартир или общежитий для живших в пределах 4 -5 километров. Зимой, как правило, ходили на лыжах. Из нашего колхоза нас было трое: Коля Кокорин, Миша Ржаницын и я.
...Зима, идем на лыжах. Выйдя из леса на поле, решили покурить; это было уже в 7-м классе. Я попробовал немного-без последствий. Коля и Миша накурились до рвоты, выгребли табак из карманов и пообещали: больше никогда не курить.
К началу Отечественной войны наша семья жила в деревне Телегинская, занимая в доме Семена Маслова одну избу. Получилось так, что в Скрябинской мы остались без крыши, правильнее, без боковой стены. Избу, в которой мы жили, купил, пришедший из армии, мужчина. Нам пришлось перебраться в небольшое помещение между избами. Хотя мой отец был председателем колхоза, не мог этой покупке противостоять, тем более, купить сам. Но потом произошло худшее: хозяин избы перевёз ее в свою деревню, и у нас не стало стены. Отец из пикового положения искал выход: хотел переделать под жилье клеть. Изготовил специальный топор и начал в клети тесать стены. Но потом понял, что ему, занятому председательскими делами, перестройку эту не осилить. Ведь кроме тёски стен, которая сама по себе выглядела проблематичной, клеть надо как-то проконопатить, перебрать пол и потолок, прорезать окна и каким-то образом поставить печь, так как внизу был погреб. Сначала мы перебрались к бабушке, семья которой к этому времени состояла всего из трех человек, а потом переехали в Телегинскую, где было жить сподручнее для отца - председателя: там было Правление колхоза.
В 1939 году родился брат Александр.
В О Й Н А !
В воскресенье 22 июня 1941 года была прекрасная погода (рифма не к месту). Мы - дети, да и многие взрослые весело проводили время, играли в шар. Вечером из сельсовета приехал нарочный, привез нескольким мужчинам повестки: явиться в военкомат. Причина явки не указывалась, и о войне не было никаких разговоров.
Утром в понедельник я поехал в лес, вывозить жерди для изго- роди. У нас все пашни огораживались, чтобы на посевы не проникал скот. Еловые жерди были заранее заготовлены и находились в лесу в свободных пучках -кучах.