Шрифт:
В настоящее время кажется невероятным, какое огромное количество земли выделялось на одно хозяйство - до двадцати десятин на мужскую душу. Конечно там были беспредельные леса, населения было мало и проводилась хуторcкая политика заселения.
1930-й год прекратил это расточительство; всех загнали в колхозы, хутора ликвидировали. Весь наш колхоз в 30 хозяйств имел совсем немного земли: пашни, сенокоса и пастбищ. Пахотной земли было всего около 200 гектаров. Леса, в основном, отошли в Госфонд. Да и при той лошадиной технике большего и не требовалось. Приусадебные участки были сравнительно большими, 40 соток. Моя сегодняшняя "усадьба" 6 (ш е с т ь) соток, где я пишу эти строки, выглядит не просто карикатурно, но и опасно: деревянные строения стоят впритык друг к другу. Это начальственная дурь ставит многочисленную рать российских "дачников" под домоклов меч "красного петуха". В "Дубках" за какие -то 20 лет было множество пожаров, сгорело с десяток строений: дома, сараи, бани. Наши "Дубки" занимают 45 гектар. У моего деда земли было в два раза больше, хотя по статусу того времени он числился в бедняках. Есть надежда, что чиновники, бросившие людям этот клочок, стоят сейчас где-нибудь в железной клетке, в которой нельзя повернуться.
В центральной деревне Верхняя Волманга (прежнее название Малыгичи) была начальная школа, магазин, изба-читальня, почта. Перед войной на почте появился телефон.
На весь куст деревень был один фельдшер, милиционера не было. Да и преступлений тоже не было: замков почти не знали, как и особого богатства. Километрах в двух от В-Волманги стояла церковь, деревянная, построенная перед первой Мировой войной. Перед Великой Отечес- твенной в ней располагалась неполная средняя школа, которую я за- кончил в 1942 году. До этого в 7-классной школе ребята учились в Крестах, в 50 километрах. По корчевке, до райцентра, располагалось 6 населенных пунктов. После войны осталось 3.
Вслед за мной, на хуторе родился брат Леонид. Я его не помню - он прожил недолго. На хуторе я жил четыре года.
...15-летним брожу с ружьем по лесу. Неожи-
данно в верхушках елей обозначился просвет и
передо мной предстала поляна с высокой травой.
От ветра на солнце трава играет цветными
переливами. Любуясь увиденным, я
почувствовал какое-то смутное беспокойство. И
вдруг понял: это мой ХУТОР. В траве разыскал
место нашей избы. В сознании возникла
картина: мама, с подоткнутым подолом, косарём
скребёт пол, оставляя за собой светлые
полукружия цвета слоновой кости.
Перевожу взгляд туда, где стоял дом деда и воо -
бражение рисует картину, которая могла бы сей-
час быть: большой дом, сквозь открытые окна
звучит веселая смесь человеческих голосов и музыкальных аккордов.
С тоскливым чувством утраты я покидаю поляну
К О Л Х О З
На стыке 20-30 годов началась массовая коллективизация деревни. В северных краях было бесчисленное количество хуторов, да и деревни были крохотными, часто 6-8 дворов, хутора же 1-2 дома. Наш хутор был самым большим в округе.
Колхоз - хозяйство общее, желательно, чтобы люди жили как можно компактнее. Как, например, соберешь людей на молотьбу со всех этих хуторов. Если перевозить хуторские дома с надворными постройками; так с этим провозишься, что коллективизация займет много лет. А надо быстро.
В это же время проходило раскулачивание. И вот в наших краях наиболее справные хозяева объявляются кулаками. Они высылаются на Урал, а хуторян вселяют в их дома. Сразу три плюса: раскулачивание, разхуторизация и коллективизация.
Может в центральной России, где-то и были кулаки, применяющие труд батраков. В деревнях же севера хозяйства были чисто натуральными: не было возможности сбыта продукции, а следовательно и надобности в наёмном труде. Если и было какое-то имущественное расслоение, то только благодаря трудолюбию хозяина и времени владения наделом земли.
Но власти "кулаков" находили, и это упрощало организацию колхозов. Наш хутор в 1931 был выселен в деревню Скрябинскую. В Cкрябинской кулаками назначили трех братьев Скрябиных. Предлогом для раскулачивания было: водяная мельница, шерсточесалка, конная молотилка.
Из трех деревень: Сухинская, Телегинская,- Скрябинская образовали колхоз "Передовик".
А зачем вся эта кутерьма, калечащая судьбы десятков миллионов тихо и мирно живущих людей, затевалась? Как для чего? А для строительства коммунизма, ну сначала (по Марксу) социализма. А социализм, это что? Это высокая производительность труда и, как следствие - победа над капитализмом. Короче, планы такие. Сгоняем крестьян в общины. Забираем у них произведёный сельхозпродукт. Меняем его за рубежом на промышленные технологии и оборудование - индустриализируем страну. Ну а потом уже все делает Маркс.
Правда, кончилась вся эта затея для нашего народа печально: не мы
победили капитализм, а наоборот. Сейчас мы сами снова строим капитализм. Но получается он у нас какой-то не такой: одни - немногие живут как феодальные бароны, а многочисленная часть народа - как при крепостном праве.
Ну да ладно, возвращаемся в колхоз.
При создании колхозов обобществлялось личное хозяйство крестьян: земля, домашний скот - лошади, коровы и частично овцы, орудия труда- плуги, бороны, сани, телеги, упряжь. Все это становилось коллективной собственностью и находилось в общественных конюшнях, сараях, ригах- в помещениях, которые также обобществлялись, или были отобраны у кулаков. Создание колхозов было полно драматизма. Большинство трудолюбивых крестьян сознавало, что коллективный труд будет ни радостным, ни производительным. И как же было больно отдавать в общее пользование своё, кровно нажитое и сейчас соединяемое с никчемным имуществом праздных и ленивых людей. Люди с плачем провожали свою лошадку- кормилицу, уводимую с родного двора. Когда я сам стал работать в колхозе, видя свою Рыжуху, читал на печальной морде- неутихающую обиду на своего хозяина, выгнавшего её, из своей уютной теплой конюшни в шумное холодное общежитие.