– Пей!

Императорский раб поднял удивленные глаза па незнакомца, усмехнулся в густую бороду и отодвинул кувшин в сторону, - Ты, верно, голоден?
– предположил Андромен, с трудом выговаривая латинские слова.
– Я закажу что-нибудь.

– Я сам закажу, если пожелаю!
– покачал головой Каллист, что-то дописывая в дощечку.

– Кусок хлеба или куриное крыло?
– на греческом, усмехнулся Андромен.

– Что ты хочешь от меня?
– тоже по-гречески, вместо ответа, резко спросил Каллист и швырнул дощечку на стойку перед угодливо склонившимся хозяином харчевни: - Чтоб через час все, что я отметил, было во дворце!
– приказал он и снова повернулся к озадаченному Андромену: - Ну?

Андромен замялся. Судя по словам ремесленника, перед ним сидел раб. А по голосу и жестам - самый настоящий господин. Впрочем, ведь это был не обычный раб - императорский!

– Я бы хотел видеть Калигулу!
– наконец сказал он.

– Кого?
– нахмурился Каллист, всем своим видом подчеркивая, что негоже называть императора прозвищем, которое пусть даже любя, дали ему подданные.

– Гая Цезаря Августа Германика!
– поправил себя Андромен, не без труда выговаривая официальное имя императора.

– Так-то оно лучше. И когда?

– Чем скорее, тем лучше!
– быстро ответил Андромен, мысленно представляя недовольное лицо Трифона.

– Значит сегодня!
– уточнил Каллист.
– Хорошо, я устрою это.

– И я увижу его?
– обрадованно воскликнул Андромен.

– Не только увидишь, но и побываешь на великолепном пиру, который даст сегодня император. Но это будет тебе дорого стоить.

– Сто сестерциев?
– с готовностью вытащил кошель Андромен, - Двести? Пятьсот?!

Каллист отрицательно покачал головой.

– Тысяча?!

– Двести тысяч.

Кошель выпал из рук ошеломленного Андромепа.

– Да-да, - невозмутимо подтвердил Каллист.
– Двести тысяч сестерциев, и ты немедленно получишь письменное приглашение, скрепленное печатью самого императора.

– Двести тысяч...
– выдавил из себя Андромен, соображая, что этот наглец требует от него почти всю выручку от продажи рыбы и соуса. – Да ты хоть понимаешь, какие это деньги?!

«Впрочем, что может смыслить в таком деле раб, имеющий в своем пекулии жалкую медь!» - подумал он, а вслух сказал:

– Ты ведь, наверно, не умеешь даже считать на серебряные денарии!

– Да, я действительно не умею считать на денарии, - усмехнулся в бороду Каллист и глядя в упор на купца раздельно добавил: - Потому, что привык считать на таланты или, в крайнем случае, на мины!

– Что?
– переспросил вконец пораженный Андромси.
– Каков же тогда твой пекулий?!

– Сто миллионов сестерциев, не считая недвижимого имущества!
– спокойно ответил Каллист.
– Ты, верно, принял меня за раба! Так меня по привычке еще называют иногда римляне. Но я давно уже не раб, Я - вольноотпущенник самого императора!

Андромен во все глаза смотрел на человека, который в десятки, сотни раз был богаче его. Да что его - всех купцов Кесарии, вместе взятых! И он еще предлагал ему вино из виноградных выжимок!..

– Ну?
– напомнил ему о себе Каллист.
– Так позволяет твой пекулий купить мое приглашение?

– Я не раб, - осторожно заметил Андромен.
– И у меня не пекулий, а казна.

– Для Рима вы все рабы! Ну, так что?

– Покажи приглашение!
– вместо ответа попросил Апдромен.

– Пожалуйста!
– усмехнулся, словно прочитав его мысли Каллист, и показал тончайший пергамент с аккуратной вязью букв.
– Я не разыгрываю тебя. Остается только вписать имя. Как там тебя?

– Нет...
– покачал головой Андромен.
– Я еще не сошел с ума, чтобы за такие деньги смотреть даже на римского императора!

Пекулий - собственность раба, накапливаемая обычно из милостыней своего хозяина.

Талант - самая крупная денежная счетная единица Древней Греции, в пересчете на римскую систему, равная приблизительно 25 тысячам сестерциев. 3 Мина - 1/60 таланта.

– Жаль!
– вздохнул Каллист, пряча приглашение в складки одежды.
– Тогда мне придется вызвать преторианцев.

– Зачем?

– Чтобы они отвели тебя в тюрьму, а затем - на Тарпейскую скалу, откуда у нас сбрасывают государственных преступников!

– Но за что?
– побледнел Андромен, чувствуя, что дело начинает приобретать нежелательный для него оборот. – Что я такого сделал?!

– Ничего!
– спокойно ответил Каллист, - Если не считать того, что оскорбил императорское величество.