Шрифт:
Движение в храме прекратилось. Андромен налетел на остановившегося стройного римлянина - Марка и замер, поддаваясь общему оцепенению.
В наступившей тишине стало слышно прерывистое дыхание старика. Это уже не было похоже на игру.
Калигула чуть наклонил голову и с интересом посмотрел на Аррия Альбина:
– Так значит, несправедливо?
Уловив в тоне императора, каким должен быть ответ, старик во весь голос завопил:
– Можешь казнить меня самой лютой смертью, но я все равно повторю, что Тиберий был неправ! И что только ты, наш Юпитер Латинский, способен на истинную правоту и милосердие!
Губы Калигулы тронула едва уловимая улыбка.
– Ступай!
– снова поднимая глаза, бросил он Альбину.
– Можешь передать распорядителю пира, что я разрешил отвести тебе высшее место*.
– Возлежать рядом с царем богов и людей?!
– ахнул старик и картинно закрыл глаза сгибом локтя.
– Нет! Это превыше моих сил...
– Ступай-ай!
– протянул Калигула, и преторианцы, расталкивая всех, принялись расчищать дорогу перед льстивым римлянином.
Вслед ему понесся завистливый шепот:
– Рискованно играл этот Альбин!
Место с правой стороны от слуги, прислуживавшего за обедом, считалась «высшим», с левой - «низшим». Самым почетным местом была средняя сторона напротив той, откуда вносили кушанья.
– Но зато, каков успех!
– Еще бы, угодить Калигуле дважды: во всеуслышанье упрекнуть Тиберия и назвать его самого Юпитером!..
– Теперь он далеко пойдет...
– Если только Цезарь не вспомнит о просьбе Альбина каз нить его самой лютой смертью!
– В кого превратил гордых римлян этот негодяй!
– покачал головой Марк. – Ты только посмотри, что вытворяют Вителлии!
Продолжавший вместе со всеми движение Андромен невольно оглянулся и увидел двух знакомых по Форуму толстых сенаторов. Только куда девалась их величавая осанка и пренебрежение к окружающим? Они грузно упали животами на пол и распростерлись перед Калигулой, широко разведя в стороны руки.
– Неудивительно, что старик Вителлий теперь в особом почете, - с горечью заметил Марк.
– А сынок еще дальше пойдет1.
Андромен поймал на себе настороженный взгляд Гетулика. Он сделал вид, что с интересом осматривает храм, и краем глаза увидел, как тот сильно дернул за локоть излишне разговорчивого Марка.
Так они прошли храм, миновали длинный коридор и оказались в просторной зале.
Обилие бесценных ковров, золотых статуй и прекрасных картин великих эллинских мастеров поразило Андромена. Вся зала была уставлена столами, покрытыми нарядными скатертями, непривычными для боспорца. Свободным оставался лишь один из углов, судя по небольшому возвышению и колоннам предназначенный для театральных представлений.
Каллист, исполнявший роль распорядителя пира, глядя на входящих, что-то негромко говорил подпоясанным куском белого полотна, слугам. Те подбегали к гостям, мыли им ноги в позолоченных тазах, умащали благовониями и надевали на головы венки из свежих роз. Потом указывали, на какое ложе они должны возлечь, «Ничего не понимаю...
– думал Андромен, пока раб тщательно отмывал его пятки от въевшейся пыли.
– С одной стороны римляне боятся Калигулу, и, судя по всему, не без основания. А с другой, я ничего не нашел в нем от того чудовища, которым у нас, в Кесарии, пугают детей. И его забота о гостях превыше всяких похвал!»
Ровно через тридцать лет, в 69-ом году Авл Вителлий сам станет римским императором.
Так и не решив ничего для себя, Андромен следом за ра бом прошел к одному из пустующих лож, взобрался на него при помощи маленькой скамеечки, дивясь на роскошное покрывало, и лег на левый бок, привычно опираясь локтем о расшитую золотыми нитями подушку.
Нет, лично он был в восторге от окружавшего его великолепия и ничего не имел против такого императора. Единственное, что беспокоило его - это мысль: поверят ли земляки, что он пировал во дворце самого Калигулы? Вряд ли. Вот если бы он привез им какое-нибудь доказательство. Но какое? Ведь картину и статую за пазуху не засунешь!
«Возьму незаметно тарелку или другую вещицу, достойную этого зала, - успокоил он себя.
– Готов биться об заклад, что их будет достаточно на столах!»
Андромен огляделся и увидел слева от себя Марка с Гетуликом. Справа от него возлежал сорокалетний римлянин, на тунике которого были узкие пурпурные полоски всаднического сословия. Если сенаторы спокойно переговаривались друг с другом, то всадника явно что-то беспокоило. Присмотревшись к тому, как он ерзает на ложе, отодвигаясь все дальше и принимая неудобную позу, Андромен догадался: сенатора тревожило то, что как раз радовало его: близость к императорскому ложу. И если он, Андромен, все время вытягивал шею, чтобы не пропустить выход Калигулы, то всадник наоборот делал все, чтобы быть незамеченным.
– Не понимаю, - вслух удивился Андромен, осматривая гостей, - почему на вашем пиру все так просто одеты? У нас даже в менее праздничные дни люди одевают самое лучшее, что у них есть!
– Никто не хочет повторить жалкую участь Птолемея, царя Мавритании, - вздохнул всадник.
– Цезарь казнил его потому, что тот привлек взгляды публики в цирке блеском своего плаща...
– Как!
– опешил Андромен.
– Он казнил человека лишь за то, что тот был одет лучше его?!
– Тс-сс!..
– предостерегающе прижал палец к губам всадник.
– Наш Цезарь не выносит, когда при нем хвалят кого-нибудь... На последнем представлении, когда народ награждал аплодисментами гладиатора, он так рванулся из амфитеатра, что наступил на край своей тоги и прокатился кубарем по всем ступенькам... Вчера он приказал лишь убрать навес, заставив всех сидеть под палящим солнцем целый день. А сегодня, боюсь, кто-то ответит за это головой...