Просто мурашки по спине, – как-то раз пожаловалась Маргарет в школе одной из подруг. – Убираю в комнате, а эта дрянь с клювом наблюдает за мной ! Я даже смотреть на эту картину боюсь, а мать заставляет меня каждый день стирать пыль с рамы.

Странным образом, в тот же самый вечер Элизабет торжественно подвела дочь за руку к картине и вполголоса произнесла:

Напрасно ты его боишься, дитя моё. Этот ворон даёт нам с тобой силу, о которой не смеют даже мечтать обычные люди. Когда-нибудь ты это почувствуешь. Я и сама-то не всё до конца знаю.

* * *

Маргарет взрослела быстро. Понять со стороны её мысли, чувства и поступки было довольно трудно. Да и сама она не всегда понимала, что творилось у неё в голове.

Чужая душа – потёмки, – оставаясь одна, нередко повторяла Маргарет прочитанную где-то фразу и добавляла, – а моя душа – потёмки даже для меня самой.

Тем не менее, можно с уверенностью утверждать, что единственным человеком, который волновал её больше всего, тем, к кому были устремлены её лучшие чувства, испытываемые её холодным естеством, была она сама.

Так и не получив желанной любви со стороны матери, Маргарет стала строить свой собственный, абсолютно отдельный и закрытый мир, в который не допускала никого.

Элизабет пыталась быть терпеливои матерью. Но у неё мало, что из этого получалось: чуть живая от усталости, приходя с работы, она натыкалась на веющее холодом, хотя и неизменно почтительное приветствие Маргарет.

Добрый вечер, мама. Как у тебя прошёл день ? – всегда одним и тем же сухим и ровным тоном заученно произносила Маргарет и удалялась в свою комнату, даже не поцеловав мать.

Это всегда говорилось ею осторожно и достаточно вежливо, чтобы в должной мере выказать матери свою неприязнь, но не настолько, чтобы дать еи повод обвинить Маргарет в хамстве.

А Элизабет просто хотелось приветливого и ласкового слова от дочери. Мучаясь от бессонницы, Элизабет ломала себе голову:

Почему же эта бессердечная девчонка не ценит того, что я угробила своё здоровье, работая на неё ?

Чувствуя, что дочь всё больше отдаляется от неё, и в надежде узнать больше о переживаниях Маргарет, Элизабет подарила ей красивую толстую тетрадь, обязав дочь ежедневно вести в ней свой дневник.

Разумеется, без твоего согласия, я никогда даже не загляну в твои записи, – уточнила Элизабет, – ведь это – твоя личная жизнь.

Но Маргарет отлично знала, что Элизабет обязательно станет читать её дневник перед сном.

Маргарет была совсем не в восторге от этого скучного для неё занятия, но ослушаться мать не смела, а делиться с ней своим внутренним миром, к которому Элизабет столь долго была безразлична, она не собиралась.

Поэтому, вместо ожидаемых девичьих откровений, Элизабет ежедневно натыкалась в дневнике дочери на цитаты из прочитанных ею книг.

Умри, но не давай поцелуя без любви, – прочитала однажды Элизабет в её тетради. – Надо же, и кто только мог написать такую чушь ! – расхохоталась она, но осталась довольна, полагая что её дочь искренне согласна с этим.

Элизабет не знала, что весело в этот момент было не только ей: лёжа в постели, Маргарет тихо смеялась, вспоминая, со сколькими мальчиками она уже успела поцеловаться в школе, и думала о том, как мать читает сейчас эту запись.

* * *

Всегда элегантно одетая и ухоженная, Элизабет внушала Маргарет, что для женщины очень важно чувствовать собственную ценность, но ещё важнее передавать это ощущение мужчинам.

Ты – шикарная и дорогая женщина ! – произнесла однажды Элизабет в разговоре с дочерью. – Мужчины должны ощущать всю искренность твоей самооценки без лишних слов с твоей стороны, должны осознавать и твою исключительность, и то, что ты, возможно, осчастливишь кого-то из них, скрасив его козлиное существование и позволив ему…

Элизабет на несколько мгновений замолчала.

Да, да, мама, – отозвалась заслушавшаяся Маргарет, – ты говорила… ?

Да, именно так ! Позволив ему боготворить тебя и, само собой, достойно обеспечивать материально ! – закончила фразу Элизабет с какой-то странной яростью, адресованной неизвестно кому. – Разумеется, речь здесь не идёт о женской продажности, – поторопилась прибавить она.

Но Маргарет только усмехнулась, прекрасно понимая, что последнее было всего лишь запоздалой попыткой её матери соблюсти приличия.