Стало вдруг так тихо, что было слышно, как плещется вода у причала. Северус шумно выдохнул сквозь зубы, а Люц неаристократично открыл рот.

На Нота было страшно смотреть. Бледный и несчастный он мотнул головой, оттянул тугой воротник и заговорил, но совсем не так как раньше.

– Сир, мне пришлось… это я виноват… - он запнулся, но продолжил уже более решительно.

– Я воспользовался своим служебным положением и сам себя назначил послом, сам составил посольские списки и подсунул министру на подпись, но, поверьте, у меня не было выбора. В стране творится что-то невероятное. Уже три дня кто-то под масками пожирателей смерти убивает и сжигает дома. В министерстве ходят упорные слухи о том, что введут военное положение, и всех, кого только заподозрят в симпатиях к Воландеморту, будут убивать на месте. Вчера в Косом переулке толпа растерзала семейство Забини… никто не выжил.

Охнул Драко, а Дракон поднялся на лапы, потянулся, как кошка, и протянул растягивая гласные, как Малфой:

– Добро пожаловать, господа, я принимаю верительные грамоты и признаю посольство Британии на своих землях.

Он развернулся и не спеша поплелся к замку, а его свита бросилась приветствовать родных и знакомых.

– Ух, у нас получилось… получилось!
– прошептал лорд Нотт и вытер платком потный лоб.

Глава 25

Том никогда бы не поверил, что был чем-то обделен от природы, если бы не почувствовал это на своей шкуре. Разве слепому можно объяснить, чем желтый отличается от синего. И что такое «желтый» и что такое «синий».

И поэтому, когда его отстранили от управления собственным телом и прочитали прочувствованную речь, он почти ничего не услышал, потому что его накрыло шквалом эмоций и чувств и «хозяина», и окружающих. Он как удар молнии прочувствовал восторг и ликование захватчика обладанием его тела. И Том по-новому ощутил, каково это иметь тело. То, что он ощутил на кладбище, даже частично не напоминало то, что чувствовал он сейчас. Цунами запахов, цветов, звуков, а еще страхи, надежды и отчаяние участников этой мизансцены. Отчаяние Дракона, страх Беллы… и еще, и еще.

А потом за какие доли секунды в него влилось знания и опыт его «хозяина», и Том уже был почти слеп и оглушен. Этого было слишком много.

Немного пришел в себя он только в полете. Они летели над морем, и Том вместе с захватчиком переживал радость полета. Это был странный опыт. Том не любил летать, хоть и умел, и сейчас он не любил, но наслаждался. Это было странно и жутко не комфортно. Но Том обладал поистине змеиной гибкостью и умением приспособляться. Он смог прийти к шаткому равновесию в своем сознании. И в достаточно краткие сроки смог разделить, хоть и весьма условно, свои мысли и мысли своего захватчика. Он «закуклился», пытаясь отгородиться от слишком сильных и ярких эмоций «хозяина» и даже смог оглядеться.

Они летели над морем, приближаясь к зеленому острову с диковинным дворцом на берегу. Спустились на травяной газон. Том оглядывал людей которые их встречали, его снова обожгло чужими эмоциями: дракону тут были рады. Но этот эмоциональный всплеск он выдержал. И даже порадовался, что он может держать щиты от чужих незнакомых и слишком ярких чувств. Как показали дальнейшие события, радовался он рано. Раздался тонкий, какой-то звериный вопль и что-то кинулось ему в ноги.

Все с таким трудом установленные щиты, были мгновенно сметены, адским коктейлем чужих чувств. Тому было больно. Он просто умирал от раздирающих, удушающих незримых слез. Он мгновенно понял, что это и есть его «воробушек», вернее не его, но разве ему от этого было легче? И Том снова отключился.

Пришел он в себя от ощущения счастья. Это было так непривычно и дико, но приятно. Он не стал отделяться от этого чувства, а наоборот постарался слиться с ним, просто принимая его полностью. Стало легче. Сейчас он просто шел по утоптанной тропинке под пологом чудесного леса и чувствовал радость от движения, и от того, что в его руке лежала маленькая ладошка его воробушка. Да, так. Это не кто-то там наслаждается безоблачным счастьем, а он,Том. Мелькнула мысль, что раньше ему никогда не доводилось быть таким счастливым, и может, чтобы испытать подобное, стоило и потерпеть захватчика.

Они почти не разговаривали, только иногда мальчишка останавливался и «хозяин» поворачивался к нему. Обнимал, шептал что-то ободряющее и гладил его по тощим плечикам. Один раз поцеловал грязную ладошку мальчишки. И вид маленькой ручки, с какими-то детскими, широконькими пальчиками с обгрызенными ногтями, зацепил самого Тома, напомнив что-то далекое и почти забытое, но такое родное, что … он снова отключился.

Том понял, что отгораживаться от чужих чувств, это путь в никуда. И еще он понял, что был обделен этим сокровищем и даже не подозревал об этом. Но разве объяснишь слепому чем желтый отличается от синего. И что такое «желтый» и что такое «синий».

Этот недолгий и молчаливый путь с мальчишкой примирил Тома с его новым положением. Он принял его, и ему стало намного легче.

Они пришли на опушку, и им открылся вид на синее-синее теплое море. Они пошли купаться и наконец, бывший темный лорд, смог разглядеть в подробностях, мальчишку который вызывал у его хозяина, такие яркие и вкусные эмоции.

Невысокий, тощий и угловатый, с копной грязных светло-русых волос, кареглазый и большеротый, он у самого Тома не вызывал теплых чувств, но он все равно наслаждался горькой, щемящей нежностью, которую испытывал его «хозяин». А когда он увидел прямые и лохматые ресницы, как у коровы, и какой-то диковатый и светящийся взгляд из-под них, он и сам почувствовал, что-то очень похожее на нежность.