Громада двинулась и рассекает волны.

Завершается стихотворение философским вопросом: «Плывет. Куда ж нам плыть?», т. е. для чего творить, следует ли стремиться к вдохновению? Этот вопрос звучит с оттенком разочарования и горечи. Финал стихотворения остается открытым!

Очень часто в лирике Пушкина философские мотивы переплетаются с изображением природы. В картине мира поэта человек и природа – части единого целого, мира, который не может исчезнуть в небытие. По мысли Пушкина, смена поколений – это рождение и смерть природы:

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

«Только ли природа была объектом изучения и изображения в пушкинской лирике? Нет! Что же было предметом его поэзии?», – спрашивал Гоголь. И отвечал: «Все стало предметом», в том числе природа. Действительно, в стихах Пушкина мы найдем все: и реальные портреты времени, и философские размышления о главных вопросах бытия, и портреты вечного изменения природы, и движения человеческой души. Поэт был настоящим живописцем природы, он воспринимал ее зорким взглядом художника и тонким слухом музыканта. Часто через символику пейзажа поэт передает свои вольнолюбивые порывы:

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Именно в стихотворении «К морю» Пушкин ассоциирует образ моря с неспокойной бурной стихией, со «свободной стихией» борьбы. В этом стихотворении использованы все завоевания романтического искусства: слова, окруженные роем неуловимых ассоциаций, музыкальные переливы стиха, яркая эмоциональная окраска речи, игра света и красок, волнообразное движение ритма, шум моря.

Границы между темами пушкинской лирики подвижны, нельзя однозначно сказать, к какой тематике относится то или иное стихотворение. Одно из самых ярких стихотворений, где описания природы проявляются ярко, – это «Деревня», 1819 г. (предлагается для чтения наизусть).

* * *

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.


Я твой: я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.


Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.


Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,


Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крылаты;
Везде следы довольства и труда…


Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,


Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидовать судьбе
Злодея иль глупца – в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!


В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый.
К трудам рождает жар во мне,


И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор


Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,


Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.


Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.


Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.