Идальго вернулся к экипажу. Ребекка робко повернула к нему голову.

Невозмутимое лицо. В глазах явно светилось дружелюбие. И еще кое-что, она сглотнула. Она знала значение таких взглядов. Она видела их и раньше, в Амстердаме, от некоторых из наиболее уверенных в себе молодых мужчин в еврейском квартале. Восхищение; оценка. Желание, даже завуалированное под вежливость.

Но через некоторое время она решила, что там не было никаких следов похоти. По крайней мере, ей так показалось. И с которой Ребекка была на самом деле знакома лишь по романтическим версиям, которые она находила в некоторых книгах отца. В романах, которые она прятала среди толстых томов теологии в библиотеке своего дома в Амстердаме - так, чтобы ее отец не заметил ее неблаговидного интереса.

Она ощутила прилив боли, вспоминая библиотеку. Она любила эту комнату. Любила за ее тишину и покой. За хорошие книги, которыми были заполнены все стены. Ее отец, по-сути, жил только прошлым, и как правило, презирал нынешние времена. Но для одного современного изобретения у ее отца не было ничего, кроме похвалы: книгопечатания.

– Только за одно это, - имел он обыкновение говорить, - Бог простит германцев за их многие преступления.

И вот теперь они в германских землях. Скитаясь по дорогам войны, в поисках убежища перед лицом надвигающейся бури. Или так, по крайней мере, они надеялись. Она никогда не увидит эту библиотеку снова, и на мгновение Ребекка Абрабанель снова ощутила боль потери. Ее детство ушло вместе с ней, и ее девичество тоже. Ей было двадцать три года. Хотела она того или нет, но обязанности взрослой женщины упали на ее плечи.

Она распрямила плечи и собрала всю свою решимость и мужество. Это движение отразилось в глазах идальго. Восхищение, скрывающееся в этих синих бездонных глазах, вырвалось наружу. Ребекка не знала, затаиться или улыбнуться в ответ.

Она сама не поняла, как улыбка появилась на ее лице. Вопреки строгому воспитанию, что само по себе было странно.

Идальго заговорил. Какими-то рублеными фразами, полными своеобразных сокращений и идиом. Автоматически, Ребекка переводила его слова на свой официальный английский язык.

– С вашего позволения, сударыня, нам придется воспользоваться вашим фургоном. У нас есть раненые, которых нужно отвезти для надлежащего лечения.

– И побыстрей, - пробормотал мавр, по-прежнему сидящий на корточках на полу рядом с ее отцом.
– Я уже запичкал его аспирином.

Из последнего Ребекка не поняла ни слова.

Глаза идальго переместились на сундуки и ящики, наваленные у дальней стенки фургона.
– Нужно убрать их, чтобы освободить место.

Ребекка побледнела и вскрикнула. Книги ее отца! И серебро, спрятанное внутри!

Она посмотрела на идальго. Она думала, что он вспыхнет от гнева, увидев ее страх. Но если он и был, то исчез в одно мгновение.

Большая рука идальго сжалась на дверце кареты. Правая рука, отметила она машинально. Одна из костяшек была разбита, с запекшейся кровью. Травма от боя?

Она сразу же вернулась к его лицу. Идальго отвернулся на мгновение, оглядывая местность. Его челюсти крепко сжались. Затем, с легким вздохом, он снова повернулся к ней.

– Послушайте меня, леди.
– Пауза.
– Вас как зовут?

– Ребекка...
– Она заколебалась.
– Абрабанель.

И затаила дыхание. Из всех великих семей сефарадов, имя Абрабанель было самым известным. Ведь они вели свое происхождение от библейского царя Давида.

Но это имя, по-видимому, ничего не значило для идальго. Он просто кивнул и сказал: - Рад познакомиться с вами! Меня зовут Майк Стирнс.

Майк? Ой. Снова эти странные сокращения. Значит, Майкл.

Идальго сверкнул улыбкой. Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Его лицо стало суровым и торжественным.

– Послушайте меня, Ребекка Абрабанель. Я не знаю, что это за место, где мы сейчас находимся. Но это меня не волнует.
– И отчаянно: - Нет, черт возьми, конечно, волнует немного... Насколько мне известно, мы все еще в Западной Вирджинии.

Ум Ребекки нащупал что-то в названии. Западной... что?

Идальго не заметил ее смущения. Его глаза оставили ее на минуту. Он снова начал осматривать местность вокруг них. Его взгляд был суровым. Даже жестоким.

Он сказал, почти рыча: - Вы - и ваш отец - находитесь под защитой народа Западной Вирджинии.

Его глаза обратились к своим людям, собравшимся рядом. Они наблюдали за ним, внимательно слушая его. Зубы идальго сжались.

– И кроме того, - сказал он, - вы находитесь под защитой Союза горняков Америки.

Ребекка увидела, как люди идальго расправили свои плечи, наполнившись гордостью и мужеством. Их гладкое, изящное на вид оружие, сверкало на солнце.

– Точно, черт возьми!
– рявкнул один из молодых мужчин. Он обвел ястребиным взором окружающую их сельскую местность.