И она оставалась такой по-прежнему. Но сейчас ее охватило отчаяние. Мир, в котором она нынче оказалась, был настолько далек от того, который она знала, что ответов на многие вопросы не было. Как она могла теперь судить? Как она могла укорять? И, самое главное, что она теперь может посоветовать?

Мальчик, получивший тумаков от Гретхен, уже не плакал. Напротив, он улыбался. Глядя на Гретхен, желая поймать ее взгляд. Совершенно не обращая внимания на синяк, уже формировавшийся на его щеке. Мелисса поняла, что введенные Гретхен временные ограничения, закончились. Гретхен, как будто руководствуясь внутренним чувством времени, встретила его взгляд, одобряюще улыбнулась и кивнула. Мальчик сунул горсть еды в рот. Потянулся к другому, остановился и осторожно посмотрел на Гретхен. Ясное дело, она наблюдает за ним. Нахмурившись.

Ангелы никогда не спят. Мальчик вздохнул и положил руки на колени. Ангел улыбнулся. Его глаза переместились на другого ребенка, затем на одну из женщин - совсем изможденную по сравнению с ней - а потом, многозначительно, на американского мальчика на другом конце стола. Обещание в этих глазах было далеко не ангельским.

Глаза двинулись дальше. Смотрели, наблюдали. Укрывали, защищали. Стальные глаза, выкованные в таких горнах, о которых Мелисса не имела ни малейшего представления. Такой тип ангела мог существовать только в таком мире.

Мелисса была как будто в столбняке. В душевых, она твердо решила поговорить с Джефффом. Предупредить его в недвусмысленных выражениях! Запретить ему общаться с ней...

Запретить? Почему? На каком основании?

Ответ укусил ее ядовитой змеей или скорпионом. Лечение тут стало бы вреднее, чем болезнь. Благие намерения обрушатся, реальность будет совсем другой. Запретить американским мальчикам совокупляться с немецкими девушками - которые будут просто бросаться на них, чтобы выжить - и вы сделаете первый шаг на пути к кастовому обществу. Совокупление же случится в любом случае. Украдкой, в темноте. На черной лестнице, в закутках. Между благородными американцами и немецким быдлом. Шлюхи шлюхами и останутся.

Все это Майк - и она - должны предотвратить.

Так что же делать? Есть ли свет в этой тьме?

***

Внезапно, Мелисса перестала есть. Мысли о телесных наказаний и сексуальных домогательствах были изгнаны в сторону волной тошноты. Она закрыла глаза, пытаясь контролировать себя.

Тошнота была не от еды. Та была обычной высококачественной едой школьной столовой, которую она ела бесчисленное количество раз. Питательной, вкусной.

Тошнота была вызвана накатившимся ужасом. Ужасом, вдруг снова всплывшим из памяти.

На время она забыла о нем. Занятая уговариванием женщин и их детей придерживаться азов санитарии во время еды. Тупо беспокоясь о том, как справиться с ситуацией, складывающейся между Гретхен и Джефффом. Ими сегодня; со всеми другими девушками, она знала, в течение недели - с другими американскими парнями с оружим, которые могут защитить их - все это держало ее ум занятым. Привычка школьного учителя, выкованная на протяжении десятилетий - поддержание приличия и дисциплины - крепко въелась в нее.

Но теперь недавнее снова перед глазами. Память напомнила. Напомнила трех мальчиков, которым было не более, чем четырнадцать лет, сидящих на корточках у ее ног, как зверьки - с пустыми глазами, и онемевшими лицами. В то время как их матери, сестры и тети вопили, завывая, как баньши. Все они, за исключением Гретхен, были совершенно уверены, абсолютно уверены!..

Что Мелисса Мэйли пришла, чтобы убить их.

***

Она почувствовала, что ее вот-вот вырвет.

Только не здесь! Они подумают, что еда отравлена.

Стремительно, она вскочила и быстро зашагала прочь от стола. Она отмахнулась от обеспокоенного взгляда Джефффа. Пусть думает, что мне нужно срочно что-то сделать, вот и все. Джеффф, она знала, успокоит других. На него можно было положиться. Хороший мальчик.

Выскочив из кафетерия она повернула налево и проскочила через большие двери, ведущие на другую сторону здания. Мелисса почти бежала. Она не могла больше сдерживаться и была полна решимости оказаться подальше от поля зрения беженцев. Ночь уже почти наступила, но слегка фиолетовое небо еще позволяло разглядеть площадь.

Она повернула направо, подальше от окон кафетерия. Здесь, в полутьме, она ускорилась. Ее босые ноги гулко шлепали по дорожке, по которой она часто шла в школу.

Она не могла сделать это в кустах возле технического центра. Там могли заметить.

А здесь уже достаточно далеко.

Она сошла с дорожки и упала на колени. Несчастная еда из кафе вылетела на невинную траву. Вместе с ней из нее ушли убийства, изнасилования, пытки. Все жестокости, о которых она знала, теперь покрыли землю. Ужасы прошли, тоска осталась. Едкий запах вытравленного был таким зловонным, таким гадким, что ему трудно было подобрать название.