Этот период в его жизни продолжался года два. Трудно рассказывать о том, каким был человек в ранней молодости. В этом возрасте, возле двадцати лет, все в личности очень зыбко, неверно, необъяснимо. Часто основой характера человека кажется то, что не только не является основой, но просто нанесено обстоятельствами, влиянием других людей. А из-за того, что в этом возрасте человек еще плохо понимает себя, свои истинные стремления, то даже его главные черты изменяются до неузнаваемости под действием его незрелых мыслей. То хорошее, что в нем есть, может служить причиной плохих поступков и т.д.

Но с годами все наносное уходит, человек приучается быть самим собой и понимать себя. У человека появляются устойчивые взгляды, он вырабатывает свою жизненную философию. Счастлив тот, кто находит счастливую философию.

Все это в полной мере относится к Сереже, потому что постепенно и сам он, и его образ жизни изменитесь до неузнаваемости по сравнению с периодом его метаний и неудовлетворенности.

Как-то раз мы встретились с ним после довольно долгого перерыва.

– Как у тебя дела?
– спросил Сережа.

Я немного подумал прежде чей ответить. С одном стороны, пожаловаться было вроде не на что. Я начал делать карьеру, и мое положение в компании было очень хорошим. Мы, наконец, разменяли квартиру родителей, и теперь у меня с женой была своя однокомнатная квартира. К тому же у меня родилась дочь.

– Хорошо,- сказал я, рассказав обо всем этом.

– Вот и видно по тебе, что ничего не хорошо,-сказал Сережа, - ты просто считаешь себя обязанным думать, что все у тебя хорошо, а на самом деле ничего этого тебе не нужно, и совсем даже тебе все это не нравится.

– Ну а что делать? Если бы я стал расстраиваться, то стало бы только хуже.

– Я вот над чем иногда думаю, - сказал Сережа,- а вот если бы тебе сказали, что ты смертельно болен, и у тебя осталось, скажем, шесть месяцев. Как бы ты их прожил?

Это, конечно, представить трудно и даже страшновато. Но я подумал, что, пожалуй, не хотел бы прожить их так, как живу сейчас. Но, к счастью, у меня есть в запасе неопределенный срок.

– Я вот читал повесть, - сказал Сережа, - где автор рассказывает о человеке, среднем человеке, достигшим среднего достатка, считающего, что все у него есть. И вот он узнает, что смертельно болен. По мысли автора, от этого сознания он тут же начинает испытывать необходимость прожить по-настоящему хотя бы этот остаток. То есть оставляет старую жизнь и пытается найти настоящих людей и настоящие чувства. Тут, естественно, все у него начинает идти как по маслу, он возобновляет дружбу с настоящими друзьями, которых он растерял в ежедневной суете, женится на своей школьной любви, которая была очень несчастна, бросает нелюбимую работу, и вдруг обнаруживает в себе талант художника. Ну а когда от этого срока не остается ничего, кроме последних месяцев мучений и беспомощности, он принимает яд и отходит в лучший мир, оставив несколько гениальных полотен, женщину, которая наконец поверила, что есть в жизни настоящее, верных друзей, потрясенных и ободренных его мужеством.

– Ну и что?
– спросил я, еще не понимая, куда он клонит.

– А то, что я знал человека, который оказался в такой ситуации. Он знал, что ему остался год или немного больше. Так вот он не любил жену, работу, вообще, можно сказать, ничего не любил в своей жизни, и, между прочим, он хорошо знал, чего хочет. То есть у него была женщина, которую он любил, но он был человеком очень порядочным и любил ее только на расстоянии. Но она об этом знала и тоже его любила. К тому же, прямо как в той повести, в свободное от своей тяжелой, нудной работы время он резал по дереву и мечтал посвятить себя этому занятию. И, между прочим, талант у него был.

Так вот он, зная, что скоро умрет, благополучно работал на своей очень вредной при его болезни работе, пока мог. Только стал пить, отчего его болезнь быстро прогрессировала. После чего умирал, очень тяжело и медленно, в состоянии полной беспомощности в течении полугода, чем очень замучил своих близких, которые и раньше-т о относились к нему с раздражением. Кстати, эти свои художественные упражнения он совершенно оставил, когда узнал диагноз. И ты думаешь, что его кто-то заставлял так жить? Да его жена и до этого сотни раз предлагала ему убраться. А он все же тянул этот воз своих обязанностей, которые ненавидел, более того, которые были не так уж нужны тем, для кого он это делал.

Ну, видимо, мужества у него не было, - сказал я,- или слишком у него были развиты представления о своем долге. Поэтому он и не мог, не нашел в себе сил поступить так, как герой этой повести.

– Нет, дело не в этом. Пока он был еще в силах, мы много времени проводили вместе. Я почему-то действовал на него успокаивающе, как он мне говорил. Но, правда, свободного времени у него было немного, потому что он доделывал капитальный ремонт в квартире, успел закончить как раз к тому моменту, когда слег окончательно. Так вот совсем не в мужестве дело. Просто близость смерти, как мне кажется, отняла у него последние силы, а не прибавила, как это следует до мысли автора повести. Мой знакомый увидел тщетность человеческих усилий, понимаешь? И просто катился по инерции по своим рельсам.

– Мне кажется, мы несколько запутываемся и теряем нить,- сказал я,- начали мы с разговора о моей жизни.

– А теперь подумай, что все мы, люди, неизлечимо больны. Разница только в сроке. Ты не любишь ту жизнь, жить которой считаешь себя обязанным, и так же, как тот мой знакомый, катишься по рельсам обязанностей, которыми тебя опутала жизнь. И иногда мечтаешь, что вот все как-то чудом изменится, и заживешь ты по-настоящему. Скажи по-честному, ты ведь искренне уверен, что преуспел по сравнению со мной?