Симон рассказал другу об ужасной находке на Жертвенном холме, а также о странном круге и всаднике. Вчера после землетрясения события перемешались, и он только теперь сумел все упорядочить.

– Звучит и вправду жутковато, – промолвил Георг, при этом вид у него был довольно задумчивый. Он помолчал немного и продолжил: – Мать Мартина, кстати, права. Маркус и Мари действительно пропали несколько лет назад. Правда, это было до моего приезда в Обераммергау… – Он понизил голос: – Поговаривают, что их исчезновение как-то связано с этой ненавистью к переселенцам. Они как-никак были из бедных семей. Может, их поймали за воровством и не стали церемониться.

– Хочешь сказать, их… принесли в жертву, как прежде поступали язычники? – выдохнул Симон.

– Ну, у этих кругов мало общего со святыми крестами. А уж какой степени может достичь ненависть к батракам и приезжим, ты сам слышал из уст Вюрмзеера.

Фронвизер задумчиво склонил голову.

– Возможно, эти кости появились там куда раньше и принадлежат кому-то другому. Сказать теперь трудно, я ведь совсем недолго держал их в руках. В любом случае их следует похоронить по-христиански.

– Я бы с этим подождал, – заметил Кайзер. – Учитывая нынешние настроения, может статься так, что Вюрмзеер и эти убийства свалит на местных бедняков.

– Может, ты и прав. Несколько дней тут роли уже не сыграют… – Симона передернуло. – У кого только рука поднялась на такое? Убить ребенка! Думаешь, их действительно… принесли в жертву?

– Трудно сказать. – Георг пожал плечами. – Видимо, ты заразил меня своими страхами. Я уже и сам не знаю, во что верить, а во что – нет…

Он вдруг замолчал, чем-то озадаченный.

– Что такое? – спросил Симон.

– Меч, которым предположительно был убит Урбан Габлер. Это, может, и совпадение, но вчера вечером я копался в сундуке с реквизитом. Есть же эта сцена на горе Елеонской, когда апостол Петр срезает ухо одному из фарисейских прихвостней. Мы используем для этого настоящий меч, он выглядит лучше раскрашенных деревяшек. Он довольно старый и ржавый, но для наших целей вполне сгодится. – Кайзер прокашлялся. – Так вот, этот меч… ну, он пропал.

Симон неподвижно уставился на друга:

– Думаешь, кто-то взял меч из сундука и убил им Габлера?

Георг пожал плечами:

– Во время репетиций мимо сундука проходят все актеры. Кто угодно мог его взять.

– Но… почему ты не сказал об этом на собрании?

– Не понимаешь? – Учитель понизил голос: – Потому что это мог быть кто угодно. Все члены Совета участвуют в постановке, каждый из них может быть убийцей! Файстенмантель, Гёбль, Зайлер, старый Шпренгер, Вюрмзеер…

– Но только не Ксавер, – проронил Симон задумчиво. – Однако все подозревают именно его.

Кайзер кивнул:

– Я решил, что будет лучше, если убийца пока не узнает о моем открытии. Я ведь простой учитель. – Он хитро улыбнулся: – Как бы то ни было, а мне нужно возвращаться в школу. Мой помощник Ханнес подменяет меня, пока я на собрании. Конечно, дети не питают к нему особой любви, но хотя бы ведут себя смирно.

Он похлопал Симона по плечу и ушел.

Цирюльник стоял посреди улицы и раздумывал над словами Кайзера.

Каждый из них может быть убийцей…

Все-таки не исключено, что те жуткие жертвоприношения как-то связаны с недавними убийствами.

Погруженный в раздумья, Симон направился к цирюльне. Идея отправить Петера учиться в Обераммергау казалась уже не такой блестящей.

Магдалена открыла глаза и ничего не увидела.

Ее охватила паника. Она попыталась шевельнуться, но это ей не удалось. Может, она мертва и теперь в преддверии ада? Если так, то в аду весьма ощутимо пахло вином. Магдалена осторожно вытянула пальцы и наткнулась на сырую древесину. Спина болела, поскольку она не могла выпрямиться. Она была втиснута в какую-то емкость, в…

В бочку! Они запихнули меня в бочку!

Выходит, она еще жива. Но облегчение уступило место страху перед грядущим. К ней постепенно возвращались воспоминания. Она проследовала за Лукасом в эту старую конюшню. Там был еще кто-то, вероятно тиролец. Повсюду стояли пустые бочки. Потом позади нее вдруг появился кто-то третий и ударил по голове. Может, это и был тот самый хозяин, о котором шла речь? Тиролец хотел прикончить ее. И в том, что она до сих пор жива, усматривался хороший знак.