– Она обожала эту уродливую игрушку, – сказал отец. – Всё время таскала её с собой и целовала. И когда однажды её младший брат бросил зверюгу в навозную яму, она полезла за ней и вытащила её оттуда.

– Ах, как мило, – сказала Полли.

– Какое там мило! – ответила моя мать. – Ребёнок ещё долгое время пах навозом. Особенно в дождь.

– В школе никто не хотел рядом с ней сидеть, – добавил отец.

Да ладно, бывает и хуже.

Я искоса посмотрела на Антона, надеясь, что он не будет расспрашивать моих родителей о моих успехах певицы, спасательницы и шахматистки. Но, очевидно, ему было достаточно той информации, которую оглашали сейчас мои родители. Он поднял свой бокал и чокнулся со мной.

На этом тема навозной ямы была исчерпана.

– И как звали твоего тюленя? – поинтересовалась Эмили.

Я ответила, что уже не помню.

– Его звали Вонючка, – ответил мой отец.

Антон под столом взял меня за руку.

– Так его назвал её брат, – сказала мать. – Он на три года моложе Констанцы, но научился кататься на велосипеде на полгода раньше неё. У неё во всём была задержка в развитии.

Антон сжал мою руку под столом.

– Кроме рождения детей, – сказал отец. – Тут наш сын, к сожалению, отстаёт.

– Но других причин жаловаться на него у нас нет, – сказала моя мать, садясь на своего любимого конька: она обожала говорить о моём брате. В иерархии любимых тем он опережал больную ногу тёти Герти и погоду. Пожатие Антона стало сильнее. К сожалению, мне пришлось выпустить его руку, когда принесли суп.

Во время двух последующих перемен блюд моя мать рассказывала Антону, Полли и Рудольфу, какой замечательный человек мой брат. Отец иногда перебивал её, когда она забывала рассказать о чём-нибудь особенно замечательном из того, что мой брат сделал, мог сделать или сделал бы в будущем.

Поскольку я знала о моём замечательном брате всё, то я в это время общалась с детьми и медвежонком Эмилем.

– А ты знаком с медвежонком Валентины? – спросила я Эмиля.

– Да, он знаком, – ответила Эмма. – Валентина приносила его в школу во время дня игрушек. И он совсем не такой противный, как рассказывала София, он просто старый.

– И вы собираетесь как-нибудь встретиться после школы, ты и Валентина?

Эмили покачала головой.

– Не получится. Валентине после школы приходится идти к Софии домой.

– То есть она подруга Софии?

– Нет, совсем нет. Но Валентинина мать убирается у Софии дома.

– Вот оно что.

– Бедняга, верно? – Эмили начала кормить медвежонка супом. Почему она сегодня такая милая? Со своим медведем и с нами. Где её мрачный взгляд и язвительные замечания? Я слегка забеспокоилась. Может, она дожидалась удобного момента, чтобы плеснуть майонеза в еду Юлиуса?

Во время горячего блюда произошла решительная смена темы разговора: от великолепия моего брата к рождеству в общем и в частности. С общим мы покончили быстро: все придерживались мнения, что оно слишком быстро приближается. В частности речь зашла о том, кто и где собирается проводить рождество в этом году.

– Мы в середине декабря на шесть недель улизнём на Канары, – сказал Рудольф.

– Эмили на каникулах улетит, вероятнее всего, к матери и сестре в Лондон, – сказал Антон. – Или Молли прилетит сюда. Или же Джейн возьмёт обоих детей на лыжный курорт в Швейцарии, если ей дадут отпуск.

Ага. На рождество, значит, всё может ещё усложниться. С дочерью номер два. Очень мило, что он меня предупредил заранее.

До сих пор я о рождестве ещё не думала. Я не замечала дедов-морозов и ёлочные игрушки в магазинах. Но в глубине души я надеялась, что Антон будет праздновать рождество с нами. По возможности без Эмили.

– Вы наверняка поедете к твоим родителям на Пеллворм, – сказал Антон.

Да, он бы был не против.

– Последние годы они всё время были у нас, – сказал мой отец. – Лоренцу тоже нужно было отдохнуть от озорников, и мы всегда радуемся, когда мальчик у нас. – Он с любовью посмотрел на Юлиуса.

Нелли откашлялась.

– И его сестра, – сказал мой отец. – Рождество – это детский праздник.

– В этом году нам не надо беспокоиться о Лоренце, – заметила я. – Может быть, мы поедем в Швейцарию кататься на лыжах.

– Ой, да! – сказал Юлиус.

– Хаха, – отреагировал мой отец. – Ты – и лыжи, Констанца!

Моя мать тоже засмеялась.

– Спортивной её не назовёшь, нашу Констанцу. А вот её брат…

– Но она умеет плавать, – сказал Антон. – И она точено красивее своего брата.

– Нее, – ответил отец. – Наша Берта и то плавает лучше.

– Нее, – ответила мать. – У её брата намного более красивые глаза. Он пошёл в меня, а Констанца в тётю Берту. У той такие же светлые ресницы.

Да ладно, бывает и хуже.