— Так вам нужен хозяин снов! — догадался Эверетт. — Только тут его и не хватает, в Сан-Франциско.

Илфорд открыл было рот, но Гарриман поднял руку.

— Все не так просто. Эверетт, мы гораздо ответственней, чем вам кажется… правда, кое в чем и амбициозней. Нам бы хотелось с вашей помощью расширить зону согласованности, своего рода инфекционной согласованности, способной распространяться отсюда, захватывать другие территории, другие реальности. Но на это, разумеется, понадобится время.

— И как же вы рассчитываете этого добиться?

— При нашем содействии вы научитесь пользоваться собственным талантом, научитесь видеть самого себя. И сопротивляться воздействию других хозяев снов, таких, как Келлог.

— Я думал, у вас здесь нет хозяев снов и вас эти проблемы не беспокоят.

— Эверетт, талант, наподобие вашего, способен разбудить другие. Так и случится, если мы не примем мер предосторожности. Или он предпочтет защищаться от нашего вмешательства и превратит нас в морковь или яблони-дички. — Гарриман рассмеялся.

— Нет у меня такой силы, — признался Эверетт. — На то, о чем вы говорите, я неспособен. Может, кое-какие мелочи мне и по плечу… Замки, например, менять на дверцах автомобилей.

— А что, если мы покажем, как глубоко ты заблуждаешься? — спросил Илфорд.

— А что, если ты скажешь этим стервятникам: идите куда подальше? — произнес Кэйл со своего насеста — спинки дивана.

Даун хохотнула, чем привлекла озадаченные взоры Илфорда и Гарримана, и испуганный — Фолта.

Кэйл появился, едва Фолт вкатил Эверетту и Даун по дозе. Он стоял между ними в кабинете — зримый, реальный. «Приветик, Кэйл», — саркастически вымолвила Даун. Тот лишь фыркнул в ответ, затем кивнул Эверетту и произнес:

— Где ты был?

— Ты только с ним не говори, — встревожился Фолт. — Его больше никто не увидит и не услышит, но если ты…

Он умолк — вошел Илфорд и потащил их в гостиную, на беседу с Гарриманом Крэшем. Кэйл отправился следом.

За окнами царили ночь и туман, и гостиная вновь сияла, как будто мебель светилась изнутри. Казалось, во всем мире не осталось других комнат. Деннис Эрд, Сильвия Гринбаум и другие гости ушли. Задержались только самые важные участники вечеринки.

Даун встала, погремела кубиками льда в стакане и ушла на кухню за напитком. В наступившей тишине Эверетт понял, что Илфорд и Гарриман ждут, когда он заговорит. Кэйл на диване тоже выжидательно смотрел на него.

На столе тихо щелкали золотые часы.

— Я хочу знать, откуда все это берется, — сказал Эверетт. — Сны и хозяева снов.

— Ну, по поводу этого я могу сказать немало, — произнес Гарриман, — но все это будут лишь предположения. Гипотезы.

— До которых любой дурак додумается. — Только Эверетт и Фолт услышали Кэйла.

— После Разлома назрела мощная тяга к согласию, — говорил Гарриман, потирая пальцами массивные черные очки. Эверетту вдруг подумалось: если бритоголовый захочет передвинуть их на лоб, вместе с ними полезут и водянистые близорукие глаза. — Простите, если я злоупотреблю метафорами. Когда начались перемены, человеческое стремление к порядку подверглось страшному удару. Результатом этой великой потребности явилось расширение канала, компенсационное усиление восприимчивости к снам.

Вернулась Даун с наполненным стаканом. Кэйл запрокинул голову, закатил глаза, приставил большой палец к нижней губе — сделал вид, будто полощет горло. Даун лишь ухмыльнулась и приподняла бокал в безмолвном тосте.

Эверетт старался не смотреть на них.

— Люди едва ли захотят так жить.

— И тем не менее жизнь по режиму, установленному эксцентричным хозяином снов, все-таки лучше анархии и амнезии посткатастрофического периода.

— Но уж, во всяком случае, не лучше болтовни Гарримана, — сказал Кэйл.

Даун фыркнула и поперхнулась. Фолт тотчас схватил салфетку и принялся тереть влажное пятно на диване Илфорда. Илфорд, недоумевая, повернулся к Даун. На его лице мелькнул едва сдерживаемый гнев.

И тут Эверетт заметил, что Кэйл смотрит на отца точно с такой же ненавистью. И не пытается ее скрыть.

— В прежние эпохи в лидеры выбивались отнюдь не мудрейшие и сильнейшие, — как ни в чем не бывало продолжал Гарриман. — Вождями становились люди с определенной устойчивостью воззрений, дающие наиболее приемлемое объяснение причин бедствия. Вот откуда тяга вашего приятеля Келлога к вульгарному миллениализму [3] . Он выпячивает все избитые трактовки греха и покаяния.

— К примеру, мечту застрять в сломанном лифте с Бобом Диланом, — предположил Фолт. Он оставил в покое пятно и отшвырнул скомканную салфетку. Пролетев сквозь Кэйла, она упала на пол.

— Гарри, ты и сам выпячиваешь эти трактовки, — сказала Даун с напускной беспечностью.

— Теорий — пруд пруди, — процедил Илфорд. — Теории, как и катастрофы, везде разные.

— В последний раз Илфорд устраивал вечеринку, когда приезжал Вэнс, — сказал Кэйл, заходя отцу за спину. — Кстати, занятный парень.