В растерянности он смежил веки, и тут нахлынули звуки: шелест листвы над головой, шорохи, щебет и стрекот всякой живности. За звуками ринулись запахи хвои, плесени, гнили. Он ощутил скольжение травы и содрогание земли под ногами. Он открыл глаза. Перед ним и Кэйлом на лужайке стоял дом. Солнце скрылось за облаком, упала тень и, закрыла пол-озера. Невдалеке белка взвилась по спирали на столб и скрылась за ним.

— Я построил его для тебя, — сообщил Кэйл. — Для вас с Гвен.

— Что значит — построил? И где мы?

— Я создал это местечко по твоим воспоминаниям. Ты жил здесь, перед тем как уехать…

— Я помню. Но только благодаря снам.

Кэйл опустился на траву. Эверетт тоже лег, оперся на локти и почувствовал, как путается в пальцах холодная трава. Ощутил сырость земли Под нею.

«Насколько детально все это? — подумал он. — Если копнуть — что, найдешь насекомых?»

— Вот на что я теперь трачу досуг, Эверетт. Создаю миры. И создал уже много.

— Как тебе удается?

— Не знаю. — Кэйл пожал плечами; похоже, он слегка смутился. — Просто делаю, и все. Обычно я их не показываю.

— Почему?

— Показал как-то раз Билли, но он не особо впечатлился. Да и сил на это много уходит. Быстрее «выветриваюсь».

Они помолчали.

— И ты так можешь, — сказал Кэйл. — Можешь создать тут мир. У тебя еще лучше выйдет. Не выцветет.

— Не понял.

— Ты можешь сном превратить его в реальность.

— Ты говоришь, как твой отец. Тоже ждешь от меня невозможного.

— Не сравнивай меня с Илфордом!

«Слово „сравнивать“ не подходит, — решил Эверетт. — Я не знаю, где кончается Илфорд и начинаешься ты».

Вслух он произнес совсем иное:

— Твой отец с Гарриманом слишком многого от меня хотят.

— Не говори мне об этом мерзком Илфорде! — рассердился Кэйл.

Окружающий мир замерцал и утратил объемность. Но ненадолго.

— Кэйл, как это все получается?

— Разлом. Все изменилось. — Кэйл, хоть еще сердился, но все же смягчил тон. Успокоился и ландшафт.

— Ведь ты не больше моего помнишь, правда?

— Я не знаю, что помнишь ты.

— Сущие крохи. Ты разбудил мою память. Тем рассказом про поезд.

Я думал, ты помнишь наше прошлое. Как мы росли.

Кэйл рассмеялся.

— Это ты во мне разбудил воспоминание о поезде. Первое мое воспоминание. Ни черта я не помнил, пока не оказался в радиусе твоего действия. Пока ты не добрался до Вакавилля. Вот тут-то все и началось. Про поезд, про твоего приятеля Келлога в подземном колодце. А потом про нас с Гвен.

Не зная, что ответить, Эверетт посмотрел на свои ладони. Трава исхлестала их. А может, в этом ненастоящем мире и ладони ненастоящие?

— Я знаю, раньше мы с тобой и с Билли дружили, — сказал Кэйл. —

А остальное, пожалуй, неважно.

— Ты помнишь мою семью? Родителей?

— Нет. К сожалению.

Эверетт ощутил нечто вроде разряда статики в пустоте. Легкий, почти незаметный укол.

— А Гвен?

— Вы с Гвен раньше были вместе, — раздраженно сказал Кэйл. — Это очевидно.

— Но ты ее не помнишь.

— Ну, не совсем так. Остались кое-какие обрывочные воспоминания.

Но не в этом дело. Она сейчас здесь.

Не такого утешения ждал Эверетт. Что означает его привязанность к Кэйлу и Гвен, если он их едва помнит? И кто он сам, если вся его биография — лишь клочки воспоминаний, прицепившиеся к этим людям? Да и люди ли они, если живут только в охлаждаемых пробирках?

— Эверетт, я хочу тебя попросить об одной услуге. Не только для меня, но и для Гвен. Сделай все это настоящим. Это гораздо проще, чем то, что ты уже сделал. У меня почти все готово. — Кэйл указал на небо. — Тут лишь одно препятствие — связь с внешним миром. Зависимость от него. Ты ее можешь устранить.

Эверетт промолчал. Он поднял глаза. Солнце уже пересекло небосвод и теперь всходило вновь.

— Что значит — сделать настоящим? — спросил он.

— Поменять местами, — сказал Кэйл. — Илфорда, Келлога, всю эту расколотую, выродившуюся американскую реальность сделать маленькими. Превратить в наркотик. Когда захотим, вытянем их из пробирки. А этот мир сделать постоянным.

Эверетт молчал.

— Эверетт! Сделай Гвен настоящей!

— Гвен не существует. Есть лишь намек на нее. Фантом.