Мавлянов проводил их до дверей и долго смотрел вслед Бекову, мучительно вспоминая, где же раньше он видел этого старика. В какое-то мгновение он даже хотел махнуть рукой на усталость и занятость и остановить Бекова, чтобы подробно расспросить его о том, была ли в их долгой жизни дорога, где они встречались.

Но Мавлянов не сделал этого. Он утешал себя тем, что скоро, месяца через два, он приедет в Гаждиван, чтобы познакомиться с тамошними делами, и вот тогда-то у него будет возможность поговорить со стариком в военном кителе.

А Беков и Эгамов, выйдя из обкома, пошли снова в сквер, чтобы успокоиться там в прохладе.

Старики некоторое время молчали, подавленные случившимся.

И Эгамов, чтобы утешить командира, произнес:

— Прошу вас, командир, не расстраивайтесь. Во всем виновата усталость Мавлянова. Вот если бы мы пришли утром, он бы обязательно узнал вас…

— Да ведь простительно, столько лет прошло… А напоминать не хотел. Зачем?

Беков поднялся, и они молча побрели на вокзал

— Остановите, пожалуйста, — попросил Беков шофера.

Поле, возле которого вышли они из машины, шло далеко вниз, к белым домикам и фисташковым рощам.

Тишина и покой так подействовали на Бекова, что он долго не мог прийти в себя, стоял на обочине дороги и смотрел на зеленый, кажущийся ему нереальным мир, от которого он почти отвык в переулках Гаждивана.

Там, в глубине поля, куда убегали кусты, трудились крестьяне: собирали хлопок. Согнувшись, шли они цепочкой навстречу Бекову, и никто ни разу не посмотрел на него — так были все увлечены работой.

Беков долго не решался сойти с обочины в поле, опасаясь, что все, что он видит, может исчезнуть, если сделать лишнее движение.

— Рафика в прошлом году родила в этом поле, — пришел откуда-то сверху искаженный эхом голос.

— Счастливый сын, что родится в поле, — ответили ей.

Это были совсем простые разговоры людей но, пришедшие с этого поля, из этой первозданной тишины, они казались сладостными.

Наконец Беков решился и стал спускаться с косогора в поле. Осторожно раздвигая кусты, он пошел навстречу крестьянам.

Заметив его, крестьяне прервали работу и, не сразу распознав, кто он, начали совещаться.

— Бог в помощь, — сказал Беков издали.

— Пусть и вам он поможет, добрый человек, — ответили ему

И тут один из сборщиков вдруг бросился к нему и остановился неподалеку, радостно воскликнув

— Да это же товарищ Беков! Добро пожаловать!

— Бобо-Назар…

— Да, да. Мы каждый день ждали вас, вся моя семья, и сыновья спрашивали, когда же придет товарищ Беков, — торопливо заговорил старик.

Те, кто был с ним, уже высыпали хлопок и, став полукругом за его спиной, слушали, одобрительно кивая.

Беков обернулся к ним, поздоровался, и Бобо-Назар пригласил его присесть на кучу хлопка.

Беков сел, крестьяне расположились вокруг возбужденные не меньше Бобо-Назара.

А он крикнул в поле:

— Э-э! Махсум!

— Э-э! — пришло с поля. — Слышу тебя, отец.

Помолчали. От чистого, первозданного воздуха

у Бекова приятно кружилась голова.

— Вот вы и пришли посмотреть на свое поле, — сказал Бекову Бобо-Назар. — Добрый нынче урожай Дома наши будут полны хлеба и достатка.

— Да, — согласились старики, — будет много свадеб этой осенью…

Откуда-то принесли чайник и пиалы. Бобо-Назар налил Бекову чай.

— Весной было много дождей, ведь так? — Все еще смущаясь, Бобо-Назар обращался к сборщикам, чтобы те поддержали разговор.

— У нас крышу смыло, — сказала женщина.

— Да хватит тебе об этом вспоминать! — рядом сидевший мужчина крепко обнял ее, весело засмеялся.

Женщина смутилась; оттолкнув его от себя, она объяснила Бекову:

— Это муж мой, отец Исхак…

Подошел парень с мотыгой, поклонился Бекову, почти до земли.

— Это сын мой, Махсум, — стал знакомить Бобо-Назар. — Это я ему кричал. Он хлопок поливает.

Беков протянул парню руку:

— Рад познакомиться.

— Я обучил сына своему ремеслу, а сам теперь собираю хлопок. А вот его невеста, — Бобо-Назар показал на девушку, сидевшую позади всех.

К Бекову пододвинулся старик с белой накидкой на голове и доверительно сообщил:

— Махсум мой зять.

— Я вижу, вы одна семья, — повеселел Беков.