Песни
вернуться

Клячкин Евгений Исаакович
Шрифт:
* * *
От усталости можно простить, можно даже любить от усталости. Ветерок облака шевелит — тоже, может быть, просто из жалости. Облака не плывут в Колыму, не плывут облака и в Америку. Я глаза к облакам подыму, и вы знаете, вы поверите! — словно кто-то зубами сверкнет — что внизу ему, ясному, нравится?! С края облако он отогнет, свесив голову, улыбается… Вот ладонь его ляжет на грудь, вот меня он окликнет по имени, и окрепнет протянутый луч — не зови меня, ах, не зови меня… Брызнут слезы — он глянет в глаза и к ногам мне положит ладонь свою… Ну нельзя же, я знаю — нельзя! — и стою уже, над землей стою и не падаю. 3 июля — 4 сентября 1969

Деловая считалка

День воскресный — вид окрестный радует глаза. Шлет жена меня на местность — я, конечно, «за». Дверь квартиры запираю и, презрев уют, первым делом выясняю — где чего дают. Как отдыхаешь — так и проживешь. Понедельник — день тяжелый? Это как кому. Здесь работа, а не школа: место — по уму. Свой секрет вам открываю: не сочтя за труд, первым делом выясняю, как кого зовут. Как начинаешь, так все и пойдет. День второй, конечно, вторник — очень важный день. Жизнь твою решает в корне, если ты не пень. Дурни что-то там считают — мне ж когда считать? Первым делом выясняю, что кому достать. Раз обещаешь, значит, выполняй. В среду вовсе на работу можно не ходить, я сотрудникам охотно улучшаю быт. Лак французский, зонт японский, чешский унитаз, безразмерные авоськи — все, друзья, для вас. Полюбишь ближних, раз диктует жизнь. А зато в четверг приходишь, словно Дед Мороз. Каждый взгляда не отводит — что кому принес. Потомлю я их часочек, расстегну портфель, а потом поодиночке отзову за дверь. Во всяком деле главное — подход. В пятницу, ежу понятно, подоспел банкет. Говорят, на Солнце пятна, а на мне их нет, я выслушиваю тосты, хотя знаю сам — нет пределов мне для роста — вот я первый зам. Чего достоин, то и получай. У кого в субботу отдых — у меня дела. (Ох, толкового сыночка мама родила!) В нужных людях и в закусках утопает стол. Как там сказано по-русски — «наш почетный долг». Кто любит жизнь, того полюбит жизнь. 13 декабря 1977 — 18 января 1978

Детский рисунок

На столе от лампочки круг, а за кругом в комнате мрак. В круге сразу видно, кто друг, кто во мраке — ясно, что враг. Девочка рисует дома, над домами вьются дымы, и еще не знает сама, кто чужие здесь, а кто — мы. Вот опять возводится дом, а над домом тянется дым. Все плохое будет потом, все хорошее создадим. А под дымом варится суп, чтобы каждый в доме был сыт. Тот, кому захочется спать, сам на полночь ставит часы. А за домом высится сад — там деревьев несколько сот. Яблоки на ветках висят — сами так и просятся в рот. Что для жизни надо — все есть. Чего нету — значит, пустяк. Решено — мы жить будем здесь, Решено — мы жить будем так. Нарисуем старых друзей, не заметим новых врагов. В этом мире все любят всех и до смерти здесь далеко. Здесь покой — извечный закон. Незнакомо здесь слово «вдруг»… …Жалко, что кончается он там же, где от лампочки круг. 7–9 января 1983

Стихи были написаны раньше. Формальный обыгрыш рифм «круг», «мрак», «друг», «враг», игра со словами оборачивается игрой со смыслом. Оказывается, что такого рода рифмы несут большую смысловую нагрузку. А вот мелодия пришла — прямо открытие, ритм, вернее, — потому что в стихе такого рваного ритма нет. Это мое личное открытие, этим я горжусь. Разнодольный метр. Этого, по-моему, не было ни у кого. Если я ошибаюсь, то, значит, я просто невежественен и изобретал велосипед.

1989

Дитя и мать

Легли ресницы, словно тени, как тени в полдень, какой изгиб каких растений сейчас мы вспомним. Искать сравненья — нету силы, и труд напрасный: дитя не может быть красивым — оно прекрасно. Многие лета детям Земли. Радость ответа тем, кто нашли. Ave Maria! Споемте славу нашей милой, не помня худа, чье тело грешное явило вот это чудо. И что бы с нею ни случилось, вдоль жизни долгой! — уже дарована ей милость прожить Мадонной. Счастье прощенья всем Матерям. Свет утешенья тем, кто терял. Ave Maria! 24 сентября — 1 октября 1979

Хотелось, чтобы был свет, была высота… Должна быть сбалансированность, какое-то равновесие в песнях для себя самого. Стиль хоральный, тот самый, XIX века. Не хочу отрекаться от первоисточников, от влияния. Святое влияние. Вошла в спектакль «Баллада о солдате» Ленинградского государственного драматического театра имени В. Ф. Комиссаржевской.

1989

Домик на колесах

Мне надоело помнить, что в этом мире гигантские карлики долбят в микрофон, — и я иду в мой домик, где дважды два — четыре, над головой полметра и маленький плафон. Мой домик весь оклеен газетами снаружи — пестрят передовицы наказами для нас, — но их внутри не видно, и я хочу в мой домик, мой домик на колесах, а в нем три пары глаз. А больше мне не надо. А где-то рвутся бомбы, и где-то новый карлик растет словно грибок, — а я хочу в мой домик, в мой домик на колесах, где светятся три пары глаз и я не одинок. Декабрь 1962

Дом построен, дом готов…

Дом построен, дом готов встретить всех своих жильцов, — этой песне детский сад нас научил. Только веник в руки взять и последний сор убрать — кто-то хвостик этой песенки забыл. А пора, давно пора — катят тачку со двора, что-то скучно у тебя и у меня. Может, ждем особый день, может, руки пачкать лень, может — просто надо веник поменять. Мы не видим здесь затей про отцов и про детей — старикам у нас, как водится, почет. Просто надо веник взять и в квартире грязь убрать, пока вниз к соседям не течет. 23 октября 1963

Ехали евреи

Ехали евреи из России прочь, где росли, старели, коротали день да ночь. Но мамою не называли — все пинка от мамы ждали, а дождались — стало им невмочь. Ехали евреи вначале кто куда. Думали — успеют на любые поезда. Но Америка накрылась, хоть Германия открылась. В общем — оказалось, всем сюда. Думали евреи на Родине осесть: косточки погреем, будем сладко пить да есть. Родину не выбирают, дома стены помогают, если только эти стены есть. Верили евреи — уж здесь наверняка в теплом доме на постели разомнем бока. Но что мы видим, что мы слышим? Нету стен и нету крыши — схар-дира [10] , вот все, что есть пока. Приехали евреи — черт их к нам принес. Лишь Шамир, Шарон и Перец рады аж до слез, да вот беда: Шамир — борец за мир, ну а Шарон — против ООН, так кто же за евреев — вот вопрос! (О!) Перец — он раввин, и борода его бела. Зорко смотрит он сквозь брюки, есть ли брит-мила [11] ? Кто прежде в партию не смог пройти — так здесь пожалуйте в «дати» [12] , и будет жизнь приятна и мила. Ну здравствуйте, славяне, с абсорбцией вас прямой! Евреями мы были там, в России, за кормой. Здесь же, в качестве нагрузки, докажи, что ты не русский, — словом, с возвращеньицем домой! Ехали евреи… Две тысячи лет ехали, ехали… …и едут до сих пор. 20 августа — 29 декабря 1990

10

Схар-дира — квартплата (иврит).

11

Брит-мила — обрезание (иврит).

12

Дати — религиозный (иврит).