Я мог бы длить и длить этот перечень злодеяний: ему нет конца и даже спустя столько лет в него невозможно поверить, однако, когда оглядываешься назад, задаешься другими вопросами. Встает, к примеру, вопрос о Хороших Немцах. К 1966 году, спустя всего лишь два десятка лет после Холокоста, откуда ни возьмись объявился Хороший Немец. Бравые генералы — они или участвовали в заговоре против Гитлера в 1944-м, или так преклонялись перед культурой, что просто не решились разрушить Париж, — не замедлили заполонить экраны наших кинотеатров. Не забыты и лихие luftwaffe [108] — они во время битвы за Англию были неизменно безупречны, и рыцарственные капитаны подводных лодок — они, подорвав вражеское судно, неизменно всплывали на поверхность и подбирали уцелевших. И вот что примечательно: этих молодчаг, а играли их такие актеры, как Марлон Брандо, Курт Юргенс [109] и Питер О’Тул, роднит одно — все они антифашисты. По правде говоря, глядя из нашего беспристрастного далека, просто-таки диву даешься, каким образом, если в немецких вооруженных силах служило столько антифашистов, гитлеровцы ухитрились для начала прийти к власти — удержать ее — вести войну — и лишь чудом не выиграть ее. Тем не менее не могу не признать, что в этих вымышленных немцев можно поверить, а в тех — их было много — реальных, которые знали о концлагерях, и в тех — их было поменьше, — которые в них работали, поверить невозможно.

Даже фотографиям Варшавского гетто в «Побори смерть, Память» [110] я верю с трудом. Немецкие солдаты — наглые бугаи, каждый с ружьем наизготове, — ведут изнуренных оборвашек школьного возраста к железнодорожному вагону, который увезет их в газовую камеру. Куда их повезут, дети не знают. Они поют.

На другой фотографии немецкие солдаты, ухмыляясь до ушей, измываются над бородатыми евреями. Там же запечатлены и замерзшие трупы неимоверно изможденных евреев, валяющиеся на мостовой. Все это уму непостижимо. Куда проще — тут и на собственный жизненный опыт можно опереться — сопоставить себя с неколебимым сыном Эйхмана, заявившим журналистам: «Я от своего отца не отрекусь», чем с теми евреями с раздутыми животами и вытаращенными от ужаса глазами. И кстати, раз уж о том зашла речь, почему они не сопротивлялись?

Удивление вызывает другое: как много евреев сопротивлялось. К тому времени, когда евреев стали свозить в лагеря смерти, они были так подорваны телесно и духовно, их так откровенно предал и отверг весь мир (собратья интернационалисты-социалисты, Папа, Англия, Америка), что смерть, должно быть, виделась им избавлением. Нельзя забывать и о том, что еще до войны многие из наиболее прозорливых немецких и польских евреев, ясно видя, какая опасность надвигается, уехали — кто в Палестину, кто в Англию, кто в Америку, — поэтому, когда началась война и евреев стали сгонять в гетто, среди них почти не оказалось тех, кто по праву мог бы их возглавить. Те же, кто их возглавлял — а тех был излишек, — вели себя, как уже заметили Хаим Каплан и Ханна Арендт [111] , низко. И все же евреи сопротивлялись, однако подавить их было легче легкого, к тому же мало кого из мировых лидеров заботило, как обходятся со «своими» евреями немцы, что тех и удивляло, и развязывало им руки.

Если еврей в Варшавском гетто решался ответить немецкому солдату ударом на удар, а то и застрелить его, а такой случай занес в свой дневник Каплан уже в начале оккупации, на следующее же утро устраивали облаву, и сто непричастных человек, включая женщин и детей, всячески мучили и убивали. Если еврею удавалось убежать из концлагеря — так двое бежали из Яновского, — в отместку убивали его, и не только его, семью. Вместе с тем едва стало очевидно, что убьют всех без исключения, евреи подняли сопротивление в Варшаве и много где еще.

И до чего ж это было трудно, немыслимо трудно. Еврейским партизанам — в отличие от французских или итальянских — население не благоволило и поддержки им не оказывало. Напротив. Героям Варшавского гетто польское подполье кое-чем помогало — подкидывало винтовки и боеприпасы, но тем, кто убегал из гетто в лес и сколачивал там партизанские отряды, приходилось отбиваться не только от немцев. С одной стороны, их выслеживали польские партизаны-антисемиты, с другой — украинские партизаны-фашисты.

Так что не надо спрашивать, почему сопротивление было малочисленным. Надо спросить, как Хаим Каплан в «Скрижалях агонии» 12 апреля 1940 года: «Отомстит ли мир за невинно пролитую кровь? Сомневаюсь. Жертвы злодеяний, совершенных на наших глазах, вопиют из-под земли: „Отомсти за меня“. Но где он, ревностный мститель? Почему день „отмщенья и воздаянья“ [112] для убийц не настал? И не говори мне в ответ пустые слова — я не стану тебя слушать. Подумай, прежде чем ответить!»

Каплан не выжил. Он, как предполагают, погиб в первые месяцы 1943 года. Леон Уэллс — ему удалось выжить — пишет, что после войны мысль об отмщении мало-помалу умерла в нем. «Можно ли жить, отвергая мир?»

Эли Визель — ему тоже удалось пережить Холокост, — большой талант, автор «Ночи», вернулся в Германию через семнадцать лет после Холокоста и, к своему огорчению, обнаружил, что ненависть к немцам в нем угасла. Он писал в «Комментари» [113] : «Все же, пусть во время моей поездки в Германию ненависть оставила меня, и сегодня все мое существо протестует против забвения, против замалчивания. Каждый еврей в глубине души должен сохранить ненависть — здоровую, мужественную ненависть — к тому, что олицетворяет Немец, и к тому, что в нем неизбывно. В ином случае он предаст мертвых».

Что до меня, то я верю: есть такие места, посетить которые — твой долг, словом, Геенна так же непреложна, как и небесные сферы, вот почему я посетил не только Иерусалим, но и Германию.

В первый же мой день в Мюнхене в 1955-м приятель назначил мне встречу в Американском армейском клубе, прежде там помещался гитлеровский Haus der Kunst [114] . В вестибюле я наткнулся на картонную в натуральную величину фигуру вахлака, в руках он держал плакат, оповещавший, что в пятницу здесь состоится «Потрясный оперный концерт». Над справочным бюро висело другое объявление — я привел его в моем романе «Всадник с улицы Св. Урбана». Оно рекламировало субботние развлечения. Солдат уведомляли, что ровно в 14.00 в близлежащее Дахау отправится автобус: «ЗАХВАТИТЕ ФОТОАППАРАТЫ! ПОСЕТИТЕ ЗАМОК И КРЕПОСТЬ».