Течение неспешно несло нашу лодку, слегка покачивая на невидимой волне, и я вспоминал, как рысь спокойно сидела метрах в трёх от земли, у ствола, на толстом суку обугленной лиственницы, вершина которой, видно уже давно, была срезана молнией. Превратившись в пушистый рыжеватый ком, она внимательно, но в то же время с презрением смотрела на беснующихся у ствола собак.

Скрыться ей было некуда. «Обрубок» лиственя находился почти в центре небольшой гари, ровно устланной белым нетронутым снегом, если не считать, конечно, следов самой рыси, собак и моих, ведущих к этому одинокому дереву, почему-то пощажённому пожаром.

Когда я подошёл к дереву, рысь даже не взглянула на меня, продолжая лениво смотреть на усиливших свой лай собак, подпрыгивающих иной раз от нетерпения, словно намереваясь настичь врага прямо в воздухе.

Снег вокруг лиственницы был испещрён их следами и почти утрамбован собачьими лапами.

«Значит, уже давненько они её держат…»

– Молодцы, молодцы, – похвалил я вопросительно оглядывающихся на меня собак, почти уже охрипших от непрерывного лая. – Успокойтесь. Вы своё дело сделали. Теперь мой черёд.

Я с тоскливой безысходностью, оттого, что у зверя не было почти ни единого шанса на спасение, не торопясь снял с плеча малокалиберную винтовку.

«Слишком уж такая охота, когда зверю некуда деться, похожа на расстрел», – подумал я, готовясь выстрелить.

Собаки смолкли, замерли, устремив взгляд, в котором угадывалось нетерпение, вверх.

«Может, шугануть её оттуда палкой? Пусть бежит… Хотя б теоретический шанс на спасение у нее тогда остаётся… Впрочем, далеко ли она убежит на открытом пространстве?.. Собаки вмиг достанут… Шкуру попортят, да и она какую-нибудь из них сможет покалечить… Сама виновата, что на одинокое дерево забралась», – рассердился я на рысь.

Собак теперь отсюда так просто не уведёшь. Сутками будут караулить. Да и как их уводить. Не поймут. Ведь они свою работу делают, причём честно.

Теперь, когда собаки примолкли, иногда лишь поскуливая от нетерпячки, рысь, по-прежнему свернувшаяся клубком, словно её знобило, почти не поворачивая головы, следила только за мной своими неотступными глазами, решив, что главный здесь я.

Её, казалось, абсолютно безразличный ко всему на свете, в том числе и к собственной судьбе, взгляд смущал меня, и я никак не мог сосредоточиться, решиться на выстрел. На лишение жизни по собственному произволу живого существа… Такого же живого, как и я, и тоже с одной-единственной жизнью…

Рысь продолжала смотреть только на меня.

«Хоть бы отвернулась, что ли…» – подумал я, подводя приклад винтовки к плечу.

Но та неотрывно, не мигая, словно гипнотизируя, продолжала смотреть мне в лицо то жёлтыми, то изумрудными, непонятно отчего вдруг меняющими свой цвет, глазами. И это был взгляд стоика, готового в любую минуту ко всему В том числе и – к смерти…

На время притихшие собаки, видя, что ничего не происходит, снова подняли разноголосый гвалт. А одна сучонка, приподнявшись на задние лапы, передними стала скрести кору дерева и, ощерясь, кусать его ствол.

Рысь лениво перевела взгляд на нее.

В это время я выстрелил…

Пушистый ком, словно привели в действие невидимые пружины, распрямился, отделившись от ветки, будто в последний момент рысь всё-таки успела оттолкнуться от неё, прыгнув в сторону. На какое-то время это распластанное тело зависло в воздухе… А потом, глухо стукнув, упало на утоптанный мной и собаками снег.

Здоровенный кобель проворнее других подскочил к жертве и, немного вжав в снег зверя сильными передними лапами, захлопнул «капкан» своей пасти на горле врага. Но это был уже мёртвый враг. Поняв это, собаки быстро успокоились, потеряв к рыси всякий интерес.

Я осмотрел тушку и увидел, что пуля, войдя в левое ухо, прошла навылет через голову.

«Ну что же, во всяком случае – мгновенная, не позорная, не мучительная смерть…» Это было всё, что я смог тогда сделать для рыси.

В награду за хорошую работу я отрезал собакам от болтающихся снизу паняги нескольких тушек белок по лапке и кинул подальше от вытянувшейся на снегу рыси, у которой ветер шевелил кисточки волос на кончиках ушей… Это шевеление создавало иллюзию жизни. Будто рысь чутко прислушивается ко всему происходящему вокруг неё.

Псы быстро расправились с беличьими лапками и ждали от меня новой подачки, преданно глядя в глаза и виляя хвостами.